Еще один след древнего восприятия болезней в Средневековье – представления об их персонификациях. Так, специалисты называют представление болезни не в виде абстрактного понятия, а, напротив, образа конкретного существа или предмета. Причиной недомогания в таком случае были действия этого существа. В Древней Руси долгое время сохранялись сюжеты о «девицах-лихорадках», вызывающих соответствующее недомогание[54]
. Их наделяли самыми разными особенностями. Обычно лихорадки жили у стоячей воды, например у озер. Их жилища находились неподалеку от деревень и городов, поскольку, чтобы вызвать жар или озноб, «девице» нужно было лично посетить больного. Этим объясняли и тот факт, что симптомы иногда отступают, а потом возвращаются вновь: значит, лихорадка уходила проведать другого заболевшего. Человеческий облик могло принять и «моровое поветрие», то есть эпидемия. Еще болезнь могла предстать в облике животного. Обычно это были неприятные создания: черви, змеи, жабы. Иногда полагали, что все эти существа живут и в теле здорового человека, но в норме они неподвижны, а при болезни, наоборот, беспокоятся и ищут себе место поудобнее. Недуг представляли и в форме неодушевленного предмета, скажем, стрелы, которую выпускает злой дух[55]. У христиан «лучником» мог быть святой или сам Господь, но сам образ болезни-стрелы никуда не исчез.Источником хвори называли и сверхъестественных существ, представления о которых сохранились с языческих времен. Например, в Северной Европе это были альвы или эльфы, духи природы, живущие рядом с людьми. Их образы порой связывают с почитанием предков – к примеру, альвы могут жить под землей. Какие именно болезни вызывают такие духи, не совсем ясно. Ранние английские медицинские сочинения (
Причиной болезни мог стать человек, прибегающий к злонамеренному колдовству. Впрочем, отличить «злую» волшбу от «доброй» защитной магии было нелегко. Применялись те же методы: заклинания и заговоры, то есть проклятия, сложносоставные лекарства, то есть зелья, а также амулеты – но не оберегающие, а наносящие вред. Исследователь средневековой магии Ричард Кикхефер считает: границы между «черной» и «белой» магией в средневековой Европе не проводили. Весьма зыбкой она была и между «добрыми» знахарями и «злыми» колдунами и ведьмами[57]
. Ученый говорит, что лучше всего такое положение описало бы понятие «серой» магии, если бы такое существовало. В ситуациях, когда оценка все-таки требовалась, например в суде, обычно смотрели не на намерения мага, а на результат. Мало ли что скажет подозреваемый! Поэтому колдовством часто считали те случаи применения магии, когда она кому-то навредила. Например, если знахарь читал над заболевшим заговор, но пациент все равно умер, горюющие родственники погибшего могли сообщить властям о колдовстве. В таких случаях слово стояло против слова – найти доказательства ведовства было крайне сложно. Заклинание произносили втайне, а отравляющие магические зелья, вероятно, не оставляли следов. Пожалуй, опознать получалось только зловредные амулеты. Они порой содержали явно отталкивающие вещи вроде человеческих фекалий или мертвых черных мышей, завернутых в ткань. Хотя и с амулетами можно было запутаться: например, по древесине не скажешь, что колдун или ведьма позаимствовали ее на виселице.Колдуны и ведьмы, как и «добрые» знахари, часто применяли симпатическую магию. Она подразумевает, что предметы, похожие друг на друга или побывавшие рядом, образуют особую магическую связь. Значит, воздействуя на изображение человека, можно навредить ему самому. В Средние века хорошо знали классический метод, при котором в изображение человека втыкают что-то острое. Документы сохранили рассказ колдуна, жившего в XIV веке в Ковентри[58]
. Желая зла соседу, ведун сделал из воска похожую на него куколку и вонзил ей в лоб свинцовый гвоздь. По словам колдуна и свидетелей, сосед вскоре помутился рассудком и то и дело кричал от боли. В таком состоянии мужчина провел несколько недель. Затем ведун проткнул гвоздем куколкино сердце, и несчастный скончался.