Медицинское общежитие

Он не был доволен тем, что я предпринимал попытки хоть что-нибудь вспомнить, а может навеять щемящую ностальгию. – Тот, кто живет в прошлом, не имеет будущего, – сказал он мне, когда мы проходили по речной набережной. Эта набережная была лишь тропой в зарослях рябин и яблонь, тропой, поглощающей отрывистый звук скалистой реки. – Это как, знаешь, ведь прошлого нет, оно сожжено и обращено в пепел. А мы, копаясь в нем, лишь тычемся палочкой в кучке пепла, словно в песочнице.

И карлик громко улыбнулся. Мне стало трудно дышать, я прокашлялся и три раза вдохнул и выдохнул. А карлик, видимо, поймал свою волну.

– Банально, но нам свойственно о чем-то думать, – продолжал он. – То о будущем, то о прошлом. Редко – о том, что происходит сейчас, потому как это очень сложно – контролировать настоящее. Хотя бы мыслями. А я ни о чем не думаю, – заметил он. – Так что, бери пример с меня, что ли.

И он снова улыбнулся. Правда, не так громко, как в прошлый раз.

**

Тропинка обрывалась, а река уходила вдаль чрез железный мост. Протекая под этим мостом, река шумела подобно поезду, проносящемуся мимо дочерней станции. А тропинка… тропинка бы никогда не поспела за этой рекой, лишь оборвалась у насыпи, горкой уходящей к мосту.

Прямо на этой насыпи бегало несколько детишек, и девочки, и мальчики. Они кидали друг другу маленький резиновый мячик, играя тем самым в игру, понятную только им. Такую секретную и важную игру.

Вдруг один из мальчишек бросил мячик, не рассчитав своей силы, и попал в девочку, которой он этот мяч бросал в руки. Девочка заорала от удивления и оступилась на насыпи, на сыплющейся и неуклюжей насыпи, и полетела в рваную реку.

Я не успел сориентироваться, как карлик тут же ринулся за ней в воду. Группа детей стояла в шоке и сжимала кулаки каждому ребенку. Кулаки сжимал и я. А время будто остановилось. Будто мы снова оказались в зиме, в той бессмысленной зиме, что в городе Ч. через экватор. И снова горел красный свет светофора. Горел уже четвертый чертов час.

Карлик выполз на берег, обессиленный, попытался сесть и не дрожать от холода, создаваемого полуденным ветром и застывшими каплями на мокрой одежде. Он поник головой и пытался сжать в кулаки прибрежную траву, но в кулаки попадал лишь грязный песок. Дети смотрели на карлика и чего-то ждали, а карлик смотрел на реку, на то, кaк обгрызанная ею ткань одежды девочки, да и самой девочки, болтается ошметками у бетонного основания моста в прозрачно-красной лужице реки. Карлик резко ударил кулаками по грязному песку, а затем торопливо затопал ножками, зажался в себя и нервно протяжно заныл.

**

В квартиру отопление не давали. Вероятно из-за того, что хозяина в ней не наблюдалось. От холодного и мокрого шока карлик трясся несколько дней к ряду. Ни шерстяные одеяла, ни горячие ванны и супы его не спасали. Он жаловался на атмосферу в квартире и чувствовал себя словно в морге. Мне пришла идея устроить в квартире костер. – Все, что угодно, – лишь замолвил карлик, постукивая зубами.

Холод сделал из него промокашку…

Из шкафов я собрал почти все книги, бумагу и легковоспламеняющуюся одежду, скинул все это в центр комнаты. Отвел карлика в очередную горячую ванну, а сам вывез всю мебель из комнаты, ковры и содрал обои. В холодильнике нашлось две бутылки водки. Одной я облил кучу для костра, а вторую приберег для шалаша, уже организованного в углу из одеял и нескольких книг с яркими обложками. – Согрелся? – спросил я карлика, когда тот вышел из ванной в детском банном халате и с босыми ногами.

– Нет, – ответил он, сел в одеяла и засмотрелся на чуть тусклый, еще не разошедшийся огонь, разведенный мною только что. – Книги?

– Да.

– Интересно, ха!– воскликнул он от стучащих зубов и встрепенулся.

Он впервые за несколько дней засмеялся. Только это был неестественный и горький смех.

Я старался не поднимать темы погибшей девочки, зная, как карлик не любит прошлое. Но тут его вдруг прорвало. Я видел, как в огне его глаза сверкали и наполнялись слезами, будто это были слезы девочки, все они передались ему.

– Я думал тут… что уж если я родился таким… кхм… кактусом, – начал он и хихикнул, – …то должен был совершить какой-то замысел божий, что ли. Но тут представился он – этот замысел, а я… я был не готов.

– Никогда не предугадаешь, – пытался я поддержать карлика. К тому же, иногда невозможно отличить божий замысел от божьей случайности.

– Это уж точно, – ответил он и отнял у меня бутылку водки. И отхлебнул немало.

– Неправильно все это. Почему именно та девочка была дана мне на спасенье, а я ее убил своей тупостью. Почему бы не предоставить мне возможность убить того… кхм. поганого мальца, который толкнул ее мячом?!

– Наверное, у Бога и на него свои планы.

– Я бы убил этого мальчишку! – воскликнул карлик и, всмотревшись в костер, сплюнул.

Я вздохнул.

Карлик напоролся на мое плечо и, всхлипывая, сказал. – Я умру, наверное.

– Что ты.

– Не, не, не, ты послушай. Если я не выполнил божий план и стал соучастником того мальчишки, то я должен быть убит. Наказан!

Я всмотрелся в его глаза, всмотрелся в девичьи слезы и произнес.