Медицинское общежитие

Часть вторая.

Высокое панельное здание даже не изменило цвета.

Измениться может все что угодно. Люди и деревья, например. Но вот здания – то маленькое дачного типа, или табачная палатка, или вот это – высокое панельное здание, в котором когда-то мы жили. Здания почему-то не менялись. Они стояли памятниками строителям, созданные самими строителями. А люди подобно птицам, лапающим памятники, играли с выключателями и писали свою необоснованную историю.

– Чую по твоему взгляду, что тебя на размышления понесло, – карлик смотрел на меня также, как я смотрел на здание памяти.

– Восьмой этаж, помнишь?

– Еще бы. Панельная застройка, весь восьмой этаж был отделан снаружи как две половинки. Такие печенья есть – темная сторона, светлая сторона. Вот и восьмой этаж такой. Три квартиры было. Наша, да две соседских.

– Точнее, моя, твоя и еще какого-то деда.

– Дед! Помню и его!

– Про печенья говорил. Есть хочешь?

– Ну уж нет, кефира мне вполне хватило, – карлик погладил свой живот.

**

И лифт, и бетонный пол в мраморную крапинку. Даже дверь когда-то моей квартиры не изменилась. Не изменился и ее номер. Изменилось ли хоть что-то?

– Ну, что? Твою квартиру, или мою?– размышлял вслух карлик, предлагая место пребывания.

– У меня была большая кожаная софа и плазменная панель, на которой только и можно было смотреть, как огонь в камине плещется.

Карлик усмехнулся. Я почувствовал, что он смотрит на меня с прищуром. – И это все, что ты ценил в своем доме?

– Ты вообще одни кактусы свои любил.

– А чем они плохи?

– Kто?

– Кактусы!

– Кактусы?

– Кактусы.

– Ну, они уродливые.

– Ничего ты не понимаешь, – выдохнул карлик. – Вот люди. Возьми, например, уродливого человека.

– Зачем его брать?

– Просто возьми.

– В правую или в левую руку?

– В обе.

– В обе? Думаешь, не удержу в одной?

– Определенно так.

– Хм, – задумался я. – Ну, взял. Допустим.

– Рассмотри его.

– Я не хочу рассматривать урода.

– Ну и зря. А внутри, может быть, он хорош. Как кактус!

– Ты мне предлагаешь надломить уродливого человека, потому что он внутри хорош как кактус? Боже мой, карлик с обидой на все человечество!

Он повернулся ко мне и угрожающе замахал пальцем. – Слушай, ты не пытайся сказать, будто я не годен на что-то. Я верю, что еще пригожусь. Вот увидишь!

– Ага, пригодился уже. На платный конкурс.

Карлик покривил лбом. И осунулся. – Давай, просто выберем квартиру. Твою, или мою.

Я махнул рукой. – Да какая разница. Мы там уже не живем.

– Тогда считалкой?

– Считалкой?

– Считалкой, седой ты человек! Ты в детстве проходил такую вещь как считалки?

– Конечно, я проходил такую вещь как считалки.

– И что, ты хочешь об этом спорить сейчас?

– Нет.

– Я тоже не хочу, – карлик навел палец на свою дверь и приготовился считать.

– Кхм, кхм. Эники, бе…

– Эники? Почему именно эники?

– А почему бы нет! Это обычная считалка. Успокойся, зануда!

– Хорошо, – я сдался ладонями и пантомимой и успокоился.

Карлик посчитал нужную дверь, затем вынул из кармана рубашки скрепку, немного помучался и попыхтел скрепкой в замочной скважине, и, наконец, дверь поддалась.

**

Карлик вбежал в квартиру, быстро разулся и разбросал ботинки, а затем, словно ребенок, прыгнул пластом на ковер в гостиной.

Я разулся, захлопнул дверь и затворил цепочку, на всякий случай, потом прошел на кухню и удивился неплохому наполнению холодильника.

– Ужин? – крикнул я карлику.

– Завтра, – почему-то запыхавшись ответил он.

Затем я прошел в ванную, тщательно умылся и всмотрелся в свое отражение в зеркале. Серые, не седые, серые, не серые, да еще и безнадежно взъерошенные волосы. За прошедшие четырнадцать лет я и не заметил, как постарел. И нос совсем не тот, что раньше. Зубы какие-то тусклые и уставшие, уже готовые убежать с корабля в первых рядах. С корабля на чертов бал.

Карлик задвинул в гостиной шторы и теперь спокойно посапывал на диване. Ей богу, как ребенок. Я ведь даже не знал, сколько лет этому карлику. Сколько он вот так существует.

А, может, его все устраивает. Откуда мне знать.

**

На следующее утро мы отправились ходить по улицам славного и солнечного города В. Солнце отражалось во всех его частях, а от вероятного ночного ливня эти отражения приобретали некий цельный образ. Будто солнце решило посетить город во время своего летнего отпуска. И верно самый сезон – пять недель августа и на недельки три от него солнце вполне могло снять где-нибудь комнату. Таким казался город. Был август, и это чувствовалось. Может, это была его первая неделя, а может и середина. За всем не уследишь.

Проходя мимо знакомых мест, я окрикивал задумавшегося карлика.

«А помнишь то, а помнишь это» – твердил и твердил я ему, а он все отмахивался и пытался кривить лицом. Благо, это у него хорошо получалось.