Сидя рядом с мужем в тускло освещенном салоне кареты, миссис Андерхилл задумалась о том, как приятно было бы нарядиться в модное платье для мужчины, способного получить удовольствие от ее внешности, порадоваться выбранному цвету и стилю, заметить, как платье подчеркивает ее достоинства, а главное – заметить, как красива она сама. В большинстве женщин есть своеобразная прелесть, пусть даже лишь впечатляющая грациозность или тембр голоса, но, заметив чье-то восхищение, она словно расправляет крылья, и лицо ее озаряется очаровательным внутренним солнышком.
Никогда не слыша от Реджинальда интимных или восторженных комплиментов, Айседора постепенно настолько зачахла, что ей стоило некоторых усилий держать высоко голову, улыбаться и вести себя достаточно самоуверенно.
И вновь она позволила себе помечтать. Понравилось бы Корнуоллису выбранное ею платье? Если б она нарядилась специально для него, то, возможно, он встретил бы ее у подножия лестницы – и с изумлением или даже с легким благоговением оценил бы, как прекрасно может выглядеть дама в шелковом платье с кружевами и какое тонкое благоухание распространяют ее духи. Хотя он, разумеется, вряд ли был сведущ в дамской моде.
Почему-то во время этой поездки ее муж вел себя нехарактерно тихо, точно вообще не осознавал, что она сидит рядом с ним. Обычно он заводил разговор о тех, кого пригласили на прием, и перечислял для нее их достоинства и недостатки, а также говорил, чего можно ждать от них в качестве благодетелей Церкви в целом и его епархии в частности.
– Как ты полагаешь, чем мы можем помочь бедному мистеру Паттерсону? – спросила наконец миссис Андерхилл, когда они уже подъезжали к месту назначения. – Он выглядит ужасно несчастным.
– Ничем, – буркнул Реджинальд, не поворачиваясь. – Айседора, его дочь умерла. А со смертью никто ничего поделать не может. Такой конец неминуемо уготован всем, и ежедневно умирает множество окружающих нас людей. Как бы мы ни радовались солнечному дню, наступит ночь, и нам неведомо, откуда мы пришли, а еще менее ведомо, куда мы уйдем… если вообще есть куда уходить. Нельзя унижать Паттерсона обманными речами. Если он обретет веру, то поможет себе сам. Ты не можешь одарить его своей верой, если допустить, что ты веруешь, а не просто выдаешь желаемое за действительное, как большинство людей. А сейчас лучше приведи себя в порядок, мы почти приехали.
Выйдя из кареты, Андерхиллы поднялись по ступеням крыльца, и перед ними сразу гостеприимно распахнулись парадные двери. Как обычно, об их прибытии было церемонно доложено. Когда-то Айседора разволновалась, услышав, что Реджинальда объявили как «его милость епископ». Казалось, такой титул подразумевает безграничные возможности, более достойные, чем у любого аристократа, поскольку он не унаследован от родителей, а пожалован Богом. Теперь же, входя в зал под руку с мужем, она спокойно созерцала шумное и многоцветное море гостей. Оказалось, что все титулы – это всего лишь людское одобрение, выказываемое тому, кто наиболее полно соответствует желаемому образцу, кто угождает нужным людям и умеет жить, никому не досаждая. Реджинальд не был избран для высочайшего призвания, требующего отваги и смелости, не был способен изменять жизнь к лучшему, а мог лишь осторожно, избегая опасностей, следовать по проторенному пути, всем известному и удобному. С крайним консерватизмом он хранил то, что уже было достигнуто, – как хорошее, так и плохое.
После церемонии представления миссис Андерхилл чуть отстала от мужа, встречая знакомых улыбками и обмениваясь с ними вежливыми приветствиями. Она старалась уделить каждому лестное внимание.
– Мистер Обри Серраколд, – подсказала ей леди Уорбойс. – Он баллотируется от Южного Ламбета. Миссис Андерхилл, – представила она Айседору политику. – Епископ Андерхилл.
– Здравствуйте, мистер Серраколд, – с должной учтивостью произнесла Айседора и неожиданно осознала, что этот человек искренне заинтересовал ее.