Медленный яд

Четыре дня кукла его за ним следила и не заявилась ко мне в квартиру ни разу, дождалась, как-то вычислила здесь.

Получается, Алина пришла на выступление вместе с Ильей? А тут и я подвернулась так неудачно.

Накручивая себя, пытаюсь найти проход в раздевалку, но к тому времени, как я там оказываюсь, спортсменов там почти нет. Человек пять-шесть, уже в куртках. Слишком долго я сюда брела

Поддубный как сквозь землю проваливается. На выходе, может, попытаться его перехватить?

Последний шанс, похоже. Домой-то к нему я точно не поеду.

Выхожу на улицу, натягивая шарф на волосы, прячась от снега и оглядываюсь по сторонам в поисках синего «Мерседеса». Машин так много, и здесь, возле входа, и на бесплатной стоянке рядом. В темноте, освещенные фонарем, они все на один цвет, попробуй разгляди нужную.

Может, он вообще на такси приехал? Или со своей Алиной?

Руки без перчаток мерзнут, не слушаются. Озябшими пальцами достаю телефон, набираю во второй раз номер Ильи, ощущая себя бездомной собакой, потерявшейся среди толпы.

Столько людей вокруг, а я одна, ничья.

Если не ответит — звонка моего больше не дождется.

«Абонент временно не доступен...»

Блин, и что теперь?..

Отправляю ему сообщение в телеграме, с вывеской спортивного комплекса, чтобы понял: я была здесь, рядом, только рукой подать. Возможно, всего в паре шагов, и мы просто разошлись, не заметив друг друга. Или не захотев замечать?

Едва сдерживая слезы, я добираюсь до своего автомобиля, несколько раз подскальзываясь.

Ну вот теперь можно домой, привычно прячась под одеяло, точно в родную ракушку. Попробовала действовать по-другому, ничего не изменилось.

Глаза слезятся, горячий воздух из печки дует прямо в лицо, заставляя моргать чаще. Я с трудом концентрируюсь на дороге, боясь сесть брюхом, сойдя с наезженнной колеи, и не сразу обращаю внимание на машину рядом, пытающуюя выехать отсюда также, как и я.

Боковым зрением замечаю что-то знакомое, и обернувшись, замираю.

Алина смотрит на меня с пассажирского сидения синего «Мерседеса», и, дождавшись, когда мы встретимся взглядом, вытягивает средний палец, прижимая его к щеке. Так, чтобы водитель рядом с ней не догадался, какой жест она демонстрирует.

Ногти, выкрашенные в темный цвет, кажутя когтями хищной птицы и тени, падающие на ее красивое лицо, превращают девушку в ведьму.

Я отвечаю ей тем же, опускаясь до уровня тупой курицы, ненавидя в этот момент ее, Илью и весь мир вокруг.

— Что же ты наделал, Поддубный? — шепчу, притормаживая, позволяя им проехать вперед первыми.

Илья не замечает меня или делает вид, что не видит. Еще два перекрестка я еду в плотном потоке следом, мечтая набрать резко скорость и впечататься в зад его тачки. Может, тогда непристегнутая Алина сломает нос о переднюю панель, лишившись немного той спеси, которая читается на его лице.

Сучка!

А он? Отключил телефон, даже по сторонам не смотрит, точно ничего другого и не было вчера, позавчера, всю эту неделю. Или только для меня эти дни казались чем-то нереальным?

Когда мы разъезжаеемся на повороте по разные стороны, я пытаюсь расслабить пальцы, сжимающие руль, но ничего не выходит. Их свело так, что домой я, похоже, пойду прямо с рулевым колесом. Возле подъезда понимаю, что в пустую квартиру, ставшую в одночасье холодной и жутко неуютной, совсем не хочется. В груди жжет, и я не двигаюсь с места. Как сегодня ночевать дома без Ильи? Заглядываю в телефон: мое последнее сообщение так и не прочитано, в телеграме он был пять часов назад.

Отлично.

Нехотя выхожу, спотыкаясь через шаг, но мороз подгоняет, заставляя быстрее перебирать ногами.

Дома не включаю свет, усаживаясь на пол прямо в коридоре, только шубу снимаю. Теплый пол печет зад, а внутри все равно холодно, никак не согреться.

На дне сумки начинает вибрировать телефон и я вздрагиваю, торопливо выискивая его, боясь пропустить звонок.

Поддубный?

Катька.

— Ты не с ним? — деловито интересуется она, приглушая голос.

— Нет.

— Тогда рассказывай!

— Кать, нет у меня сил ничего рассказывать. Он уехал с Алиной домой, я не успела с ним поговорить.

Я слышу, как напряженно сопит в трубку Мещерякова, секунд десять, но потом, все-таки, снова повторяет, но на этот раз уже мягче:

— Сашка, рассказывай. Не держи в себе, так легче.

Я перебираюсь на диван, вытягиваюсь и начинаю. Вся история занимает три минуты. Ровно в такой промежуток времени укладываются последние несколько дней моей жизни, успевшие стать одновременно и одними из самых счастливых, и самыми тяжелыми.

— И вот что мне делать?  — спрашиваю в конце.

— Не знаю. Но теперь я поняла, отчего он всю неделю такой счастливый ходил. Светился, отпускал пораньше домой, — я улыбаюсь против воли, понимая, что в лице Катьки Поддубный нашел себе преданного союзника. — Ты хотя бы выслушай его, бабы разные бывают. Может, эта Алина сама так все подстраивает. Он же при деньгах, видный, такого жениха никто не хочет упустить.

— Выслушаю, если  он объявится. А пока его нет, и телефон недоступен.

В глазах и носу щиплет. Не плакать, не плакать, нельзя.

— Ложись спать, утро вечера мудренее. Хочешь, я к тебе приеду?