Медленный скорый поезд

Пастух выбрался в тамбур, приоткрыл дверь в межвагонный переход, в автосцепку. Оттуда подуло ночью и холодком. Он закрыл дверь, постоял с минутку в тамбуре невесть зачем, ладно бы — курил, так ведь некурящий, собрался было возвращаться в родное купе, как межвагонная дверь вдруг и резко распахнулась, Пастух рефлекторно подался назад, рефлекторно же хватаясь за рукоятку пистолета, торчавшего за поясом, но — не успел. Из межвагонного перехода вывалились двое в черных масках, в черных комбезах, в черных капюшонах, с пистолетами в руках. Пастух не смог вскинуть ствол, руку перехватили, выкрутили мощно и больно, навалились вдвоем… Пастух успел прежде выстрелить в никуда и вроде бы даже попал в одного из «капюшонов», тот ойкнул — согнулся, упал на колени, мордой в грязный пол ткнулся и вырубился — то ли еще живой, то ли уже покойный, второе — вероятнее, и тут же пистолет выбили, и другой «капюшон» приставил дуло пистолета к голове Пастуха, второй рукой кольцо наручника на него набросил, а вторым кольцом дверной поручень зацепил. Приковал то есть. А дуло пистолета у виска почему-то горячим было, обжигало кожу…

— Ну, здравствуй, Пастух, — знакомый голос произнес из-под маски. — Вот теперь-то мы с тобой все былое прикинем, подсчитаем, а после и посчитаемся. Точнее — я с тобой посчитаюсь. За все.

Пастух узнал голос.

Спросил:

— Со мной? Всего-то? На одного вдвоем? Смешно, Слим…

— Смейся, Пастух. Весело жить — ласковое дело. Но ты не *censored*йся, Пастух, ты у нас — побочная цель, причем — лично моя. На закусь. А основная — это твоя бабулька. Я вообще-то за ней пришел…

— Зачем она тебе?

— Мне?.. На хрен не нужна… Просто есть люди, которые хорошо заплатят, если я в срок доставлю бабульку к заказчику.

— И только-то? Тебе не кажется, что ты чересчур заигрался в этой очень простой игре? Перебор, Слим, мы ж не в театре. Ладно тот случай, когда ты отлично сыграл ролишку покойника. Почет и уважуха. Даже я, воробей стреляный, не раскусил. Но с Мариной ты обосрался. Ты ее мог давно заполучить, но отчего-то прикинулся кошкой, которая, знаешь, играет с еще живым мышонком, радуется, дура. А тут — бах! — и хозяин пришел.

— Я и играл все прикольней. А это ты, что ли, хозяин?

— Я всего лишь сопровождающий. Бодигард, если хочешь. Она сама себе хозяйка.

— Что ж ты, Пастух, в бодигарды переквалифицировался? Не зазорно ли?

— А с чего бы? И это моя работа.

— Платят — охраняешь?

— Не без того. Просто у меня выбор есть — кого охранять, а кого не стоит. Как и у тебя: кого — убить, а мимо кого — пройти…

— Вот я и выбрал, Пастух. Сейчас я тебя убью наконец-то…

Слим не успел выстрелить. Потому что в тамбуре что-то громыхнуло. Слим рефлекторно — на звук! — повернул голову… А Пастух снизу мгновенно ударил его ногой по яйцам. Руки скованы, а ноги-то свободны. Мощно постарался ударить. Слим — опять же рефлекторно! — малость согнулся от удара, отвел руку с оружием, и Пастух еще разок вмазал по его руке ногой в говнодаве, не сумел выбить пистолет, Слим его крепко держал, но рука дернулась, ствол отошел в сторону, и Пастух еще раз ударил Слима ногами по ногам — левой слева под колено и сразу правой — справа, подбил его таки. Слим чуть покачнулся, удерживая равновесие, рука с пистолетом рефлекторно пошла вверх, и тут Пастух таки добил его — каблуком-то да по яйцам.

Это он прикованный был. Как, значит, Прометей.

Слим согнулся, дернулся раз-другой и явно вырубился. На минуту ли, на несколько секунд, но тут его уже можно было вязать. Убить было много проще, но взять и повязать живым — куда привлекательнее. Да и радостишка мелкая пришлась к месту: ох да и хороши у Пастуха, у себя любимого случились говнодавы, правильная обувь какая смертоубийственная…

И тихо-тихо стало в тамбуре.

А тут, на счастье Пастуха, очень любознательная проводница в тамбур нос сунула. К месту!

— Милая, — обрадовался Пастух.

А проводницы в тамбуре уже не было. Сбежала. И славно. Пастух открыл дверь в вагон, вошел в коридор, заглянул в купе проводницы. Та сидела на полке и смотрела на него с ужасом, в котором в принципе можно было заметить и восхищение.

— Веревочка найдется кое-какая? — спросил он. — Или ремешок…

— Ремень есть, — с готовностью сказала она, полезла под полку, выудила оттуда длинный брезентовый ремень, которым в армии сложенные парашюты вязали. — Подойдет?

— Вполне, — сказал Пастух. — У меня тут в кармане ключик есть. От наручников, универсальный. Освободите меня, а я татя пойду повяжу. А вы пока зовите сюда начальника поезда. Мухой…

Она вскочила. Страшновато ей было явно. Но молчала, никаких тебе дамских истерик. Умная женщина. Или опытная. Она побежала сразу, а Пастух остался, собирая длиннющий ремень. Вышел в тамбур и столкнулся лицом к лицу с проводницей: ужас у нее в глазах был.

— Что? — яростно спросил он.

Ответа не ждал.

Тамбур был пуст.