Наша работа уже подходила к концу. Подготовительные мероприятия заканчивались. Вся северная часть дороги охранялась нами, наши коменданты и части занимали зону. Возможно, что вскоре мы должны будем вернуться назад. Тут я поймал себя на мысли, что было бы нелегко расстаться с Зосей. Девушка начинала очень нравиться мне. «Вот тебе и концовка «дела о привидениях», — невесело улыбнулся я.
Ничего не надумав, я пошел к себе, прилег на софу и крепко заснул.
Часа в четыре ко мне вошел генерал.
— Извините, что разбудил вас. Как спалось, Александр Петрович? — спросил он, усаживаясь возле стола с микрофоном.
— Плохо… Духота и эти проклятые мошки, а днем… — начал было я.
— А днем Зося и ее хозяйка не дают спать. Ну, ладно, не хмурьтесь, взгляните–ка лучше, что я получил сегодня с утренней почтой. Прелюбопытное письмо издалека…
— Из Москвы? — быстро спросил я.
— Да, исключительного значения и секретности. Вам небезынтересно было бы познакомиться с ним, — протягивая мне бумагу, сказал генерал.
Я сел в уголок и, не отрываясь, дважды прочел его про себя.
Из авторитетных органов сообщали, что на Востоке действительно существует журналистка Эвелина Барк, бесцветно, много и сентиментально пишущая об Ираке и Иране. Однако было интересно также и то, что под псевдонимом «Ирандуст» и «Ориенталия» она до 1939 года работала в непосредственной близости к известному разведчику Чарльзу Клейтону, а с мая 1939 года перешла на «работу» в Разведбюро «Азия–ОС–4», и тут уже ее сводки, доклады и записки решительно отличались от той безобидной псевдо–экзотической чепухи, которую обильно печатала журналистка Барк.
Информационная и деловая переписка разведчицы «Ирандуст», «Ориенталии» была точной, деловой, похожей на боевые отчеты с фронта и уж, конечно, ничем не напоминала слащавое дамское рукоделие Эвелины Барк. Это была ловкая и умная завеса, совершенно укутавшая в своем дыме истинное лицо разведчицы, высоко ценимой разведками двух стран.
Очень, очень немногие из руководителей политики этих стран знали о том, что кокетливая, веселая, несколько легкомысленная журналистка Эвелина Барк одновременно была «Ирандустом» для одних и «Ориенталией» для других и что ее скупые донесения ценились на вес золота и высоко подняли авторитет «женщины Лоуренс», как в похвалу называли ее заинтересованные лица.
— Ну–с, как вам нравится это известие? — спросил генерал, когда я, наконец, оторвался от бумаги.
— Не документ, а разорвавшаяся бомба! — ответил я громко, стараясь, чтобы в микрофоне был явственней слышен мой голос.
— Да… история с географией… — как бы в раздумье произнес генерал. — Я вас попрошу, Александр Петрович, заучить наизусть эти строки и, не показывая никому, положить в сейф. Помните, что никто ничего не знает об этой бумаге.
— Слушаю–с. Я понимаю ее важность, товарищ генерал.
— Что Сеоев? Отправили или он еще здесь?
— В девять ноль–ноль через комендатуру отправляю его в Пехлеви.
— Пока задержите. Вам надлежит срочно выехать в расположение наших войск в зону железной и шоссейных дорог. В этой поездке он может вам пригодиться, ну, а уж после возвращения немедленно же отправьте его в Баку. А теперь идемте в столовую обедать, — вставая со стула, сказал генерал.
Мы едва успели покончить со вторым блюдом, как к нашему столу подошел дежурный офицер и, пригнувшись к уху генерала, что–то тихо шепнул ему:
— Ка–ак? — удивленно спросил генерал, отставляя в сторону вазочку с киселем.
— Так точно! — ответил дежурный, передавая ему визитную карточку.
Генерал прочел, пожал плечами и, как бы в раздумье протянул ее мне.
«Всемирно известный иллюзионист, маг и факир Го Жу–цин», — было выведено золотым тиснением на глянцевитом белоснежном картоне. Ниже мелким, очень изящным почерком написано по–английски: «Уважаемый сэр и генерал! Покорнейше прошу принять меня на несколько минут для разговора по поводу прискорбного инцидента, происшедшего на днях.
Готовый к услугам
Го Жу–цин».
Я озадаченно взглянул на генерала, глаза которого не менее удивленно смотрели на меня.
— Битый чародей, оказывается, здесь и не думает скрываться в Исфагани…
— Да–а… поразительно, но факт. Ваша правда, Александр Петрович, — все так же недоумевающе согласился генерал. — Но черт его побери! По всем законам и правилам логики этот негодяй должен был исчезнуть из Тегерана… Где он? — поднимаясь, спросил генерал.
— В приемной.
— В каком он виде?
— Прекрасно одет, очень предупредителен, лицо забинтовано, левая рука на перевязи, — доложил офицер.
— Я думаю! — сказал генерал. — Ну, так пойдемте, полковник, знакомиться с крестником нашего сержанта.
Мы задними комнатами прошли в кабинет. Я сел за свой стол, а генерал в кресло у окна.
— Пригласите посетителя, — сказал он вошедшему дежурному.
Офицер открыл дверь и впустил из приемной человека.
— Извините, что явился без приглашения и оторвал вас от дела, — поклонившись нам, вежливо сказал вошедший, — но обстоятельства таковы, что я обязан был, несмотря на увечья, полученные от вашего пьяного солдата, сегодня же явиться сюда.