– Нет, – честно сказал Али. Он думал только о том, как бы побыстрее покинуть дворец, не причинив никому боли. Ясное дело, поступив так, он причинил бы кому-то боль. – Прости. Я запаниковал. Не подумал, я… – Зейнаб вскрикнула, и Али быстро выпустил ее руки из своих, только сейчас заметив, как сильно вцепился в нее. – Прости, – пробормотал он снова.
Зейнаб смотрела на него во все глаза, наконец обращая внимание на кровавую царапину на щеке и испачканную одежду. Гнев на ее лице сменился тревогой и беспокойством. Она сама взяла его за руку и провела подушечкой пальца по его искусанным ногтям.
Али зарделся, устыдившись их неопрятного вида.
– Это нервное. Но я пытаюсь перестать грызть ногти.
– Нервное, – эхом повторила она. Теперь ее голос дрожал. – Ты ужасно выглядишь, ахи.
Одной рукой она потянулась к его щеке и дотронулась до зарубцованной кожи в том месте, где раньше была печать Сулеймана. Али безуспешно попытался выдавить улыбку.
– Вопреки моим ожиданиям, Ам-Гезира не встретила меня с распростертыми объятиями.
Зейнаб вздрогнула.
– Я думала, что мы никогда больше не увидимся. Каждый раз, когда возвращался гонец, я боялась известия о том, что ты… что тебя… – закончить мысль оказалось выше ее сил.
В глазах Зейнаб стояли слезы.
Али притянул ее к себе и заключил в объятия. Зейнаб крепко прижала его к себе и сдавленно всхлипнула.
– Я так переживала, места себе не находила, – прорыдала она. – Прости, Али. Я молила отца, дня не проходило, чтобы я не молила его. Если бы только я смогла переубедить его…
– Что ты, Зейнаб, здесь нет ни капли твоей вины, – сказал Али, не выпуская ее из объятий. – Не смей так даже думать. Ты стала моей спасительницей. Твои письма и посылки… Ты даже не представляешь, как сильно я в этом нуждался. Так что я в порядке. – Он отстранился, чтобы посмотреть на нее. – Дела уже шли на лад. А теперь я вернулся, живой и уже действую тебе на нервы. – На сей раз улыбнуться удалось.
Она покачала головой.
– Зато у нас не все в порядке, Али. Мама… Она вне себя от злости.
Али закатил глаза.
– Не так уж давно я и вернулся. Когда она успела так разозлиться?
– Так ведь она не на тебя злится, – объяснила Зейнаб. – То есть на тебя, конечно, тоже, но я не об этом. Она злится на отца. Когда мама узнала, как с тобой поступили, то сразу же вернулась в Дэвабад, кипя от негодования, и с порога сообщила отцу, что разорит его и вгонит в долги.
Али мог только вообразить, чем закончился этот разговор.
– Мы поговорим с ней, – пообещал он сестре. – Я придумаю, как все уладить. Давай пока не будем об этом думать. Лучше расскажи мне, как твои дела?
Али понимал, что все эти ссоры не могли не отразиться на Зейнаб, которая оставалась единственной из их семьи, кому удалось сохранить мирные отношения со всеми членами их далеко не дружной семьи.
На мгновение маска невозмутимости дала трещину, но потом лицо Зейнаб озарила безмятежная улыбка.
– Все прекрасно, – отмахнулась она. – Хвала Всевышнему.
Али не поверил ни единому слову.
– Зейнаб…
– Нет, правда, – заверила Зейнаб, хотя ее взгляд как будто потускнел. – Ты же меня знаешь… Избалованная принцесса, не ведающая горестей.
Али покачал головой.
– Ты не такая. Ну разве что самую малость избалованная, – усмехнулся он и пригнулся, когда сестра на него замахнулась.
– Постарайся хотя бы в мамином присутствии следить за своим языком, – предупредила Зейнаб. – Она и так не в восторге от твоего поспешного бегства в Цитадель, и я успела услышать много интересного о том, что случается с неблагодарными сыновьями.
Али прочистил горло.
– А… конкретнее? – спросил он, стараясь унять пробравшую его дрожь.
Зейнаб сладко улыбнулась.
– Надеюсь, ты успел помолиться, братец.
Просторные покои королевы Хацет раскинулись на одном из верхних ярусов зиккурата, и, поднимаясь по лестнице, Али невольно залюбовался открывающимся оттуда видом на россыпь крошечных зданий и снующих туда-сюда, как муравьи, жителей. Город отсюда казался игрушечным.
Они вошли в красивые резные двери тикового дерева, ведущие в персональный павильон его матери, и Али затаил дыхание. Павильон, стилизованный в подражание чарующим мотивам родной страны королевы, столь дорогой ее сердцу, сперва напоминал руины величественного, но заброшенного кораллового замка – точь-в-точь такого же, как замки, построенные людьми вдоль всего побережья Та-Нтри. Но затем, прямо на глазах, сквозь дразнящую пелену дыма и магии проступало истинное великолепие роскошной залы, коралловых арок, инкрустированных драгоценными камнями, декоративных горшков с буйно разросшейся спартиной, изумрудными пальмами и Ниловыми лилиями вдоль стен. Этот павильон Гасан подарил молодой невесте Аяанле на свадьбу в попытке залечить ее тоску по родине, и один этот жест говорил о том, что когда-то Гасан был добрее, чем сейчас. Али никогда не знал его таким. В воздухе разливался запах мирры, а из-за лилово-золотых льняных штор, которые слегка раздувались на ветру, доносились звуки лютни и смех.