Медные монеты на алтарь предков/铜钱龛世 /Tong Qian Kan Shi /Copper Coins

Медленно колеса кареты снова начали двигаться. Старый Ли поспешил обратно в карету, но выражение его лица все еще оставалось выражением паники и беспокойства. Прежде чем он исчез в карете, он снова посмотрел на Сюэ Сяня и заставил себя сменить тревожный взгляд успокаивающим.

— Все в порядке. Лошадь не хотела уходить, поэтому у нас была задержка. Но сейчас мы снова движемся.

Небольшой инцидент на дороге, казалось, был решен. Это раздражало, но это было далеко не то, чего опасался Цзян Шинин.

Сюэ Сянь кивнул старому Ли в знак благодарности и закрыл дверцу их кареты, но остался сидеть, обхватив себя руками. Похоже, он больше не собирался использовать Сюань Миня, чтобы остыть, и тоже не разговаривал. Он казался необычно праздным.

Мост, по которому теперь ехал человек со шрамами, был немного шире, чем оригинальный. Лошади и мул осторожно перенесли их через овраг, а по бокам экипажа было даже больше места. Казалось, что все в порядке.

Затем они вышли на тропу с другой стороны, и поведение лошади снова изменилось — она то двигалась, то останавливалась.

Каждый раз они слышали, как впереди идущие люди пытаются уговорить лошадь продолжать, временами уговаривая, временами ругая. Звук колес хрустящих о снег, и раздраженное ржание лошади, время от времени пронизывали треск хлыста. По мере того, как они углублялись в горный хребет, чувство становилось все более тревожным.

— Неужели она решена? Почему я так нервничаю? — сказал Цзян Шинин с выражением беспокойства. Он сидел неподвижно, как булавка, на подушечке для булавок и казался совершенно другим человеком по сравнению со своим обычно вялым «я».

После очередного приступа беспокойства, он, казалось, также осознал, насколько необычным было его поведение. Наконец, он сказал:

— Почему я так беспокоился с тех пор, как мы вошли в горный хребет?

Голос Сюэ Сяня не выдал ни намека на эмоции, когда он сказал:

— Много энергии Инь.

Обычно в его голосе всегда был определенный живой тон. Иногда он насмехался, а иногда веселился, всегда проявляя широкий спектр сложных, взаимосвязанных эмоций и, очевидно, был из тех людей, которые никогда не могут быть тихими.

Таким образом, тусклый и мягкий тон, который он использовал сейчас, слишком отличался от его обычного поведения, заставляя Цзян Шинина задаться вопросом, не случилось ли что-то не так.

Но Цзян Шинин решил, что лучше ничего не говорить, на случай, если он спровоцирует дракона. Но он не мог игнорировать растущее чувство паники, вызванное тремя словами Сюэ Сяня.

— Что означало "много энергии инь"?

Это был Лу Няньци, который схватил связку палок и сказал: — Если я правильно помню, тот лодочник сказал, что в префектуре Аньцин был оползень.

— Хм? — Цзян Шинин повернулся к мальчику.

С пустым лицом Лу Няньци посмотрел на него и сказал глухим голосом:

— Как вы думаете, на этой горе есть мертвые люди после оползня?

Цзян Шинин сглотнул. "Этот ребенок делал это специально? Почему он звучал так, будто рассказывал историю о привидениях?"

Каменный Чжан выглядел так, будто снова собирался заплакать.

— Сколько тебе лет, мальчик? Перестань пугать людей без причины!

Лу Няньци закатил глаза и постучал по палкам.

Сюэ Сянь почувствовал, что его ладони снова горят, но неподвижно сидел в углу с этими пассивными полузакрытыми глазами. Похоже, он не планировал никаких дальнейших проказов, и все же это только заставило остальных в экипаже почувствовать еще более сильный страх дурного предчувствия.

Когда карета погрузилась в тишину, Цзян Шинин не мог сказать, была ли это просто его паранойя, но у него было ощущение, что мирная тишина была горшком с супом, в котором они все варились…

Им потребовалась целая вечность, чтобы пересечь эту горную тропу, а лошадь все еще шла вразрез. Он пробежит пару шагов, затем замедлится до шага, а затем еще больше замедлится до шарканья…

Прошел час, прежде чем они прошли даже половину.

Сюань Минь все еще держал занавеску рукой и в задумчивости смотрел в окно. Поскольку он ничего не сказал, Цзян Шинин воспринял это как обнадеживающий знак.

На самом деле ладони Сюэ Сяня были чрезвычайно неудобными — он больше не мог даже точно описать их как горящие. Когда он томился, ему даже не хотелось больше находить что-то, с помощью которого можно было бы направить жар.

А теперь, когда у него не было причин для шалостей, он обнаружил, что потерял интерес ко всему.

— Жара еще не совсем невыносимая. Пусть горит, — пробормотал он внутри.

Как только этот бушующий жар начал подниматься по его запястью и распространяться по остальному телу, перед глазами Сюэ Сяня внезапно появилась тонкая рука.

Ошеломленный Сюэ Сянь потер глаза и огляделся. Он увидел, что Сюань Минь все еще сидел у окна, упершись рукой в занавеску, и мирно смотрел наружу — но его левая рука теперь парила перед лицом Сюэ Сяня ладонью вверх.

По какой-то причине сердцебиение Сюэ Сяня участилось. Но он быстро пришел в себя и холодным тоном сказал: — Почему ты вдруг показываешь мне руку?