Медный гусь

Узкая полоска берега лежала у подошвы крутого и высокого холма. От причала вверх по склону вели деревянные ступени с поручнями, увенчанные широкой бревенчатой террасой. Рядом тянулся дощатый желоб с веревкой для волока грузов. Взвоз для лошадей с подводами делал петлю, далеко обходя холм, и им не всегда было удобно пользоваться, поэтому местные соорудили лебедку.

Кодский городок, бывший в старину вотчиной князей обширного Кодского княжества, ныне ничем не напоминал о когда-то тут живших остяках. Взобравшись на террасу, путники увидели десяток разбросанных вразнобой дворов. Резные ставни на окнах, деревянные петухи на коньках крыш, березки у лавочек, лоскуты огородов, белье на веревках, тяжелые амбары, баньки, уже пыхтящие дымком, просторные конюшни и стойла для коров. И никаких юрт и деревянных болванов.

Бабы и старики выходили гостям навстречу, спрашивали, откуда и куда гости путь держат да не везут ли какой мануфактуры или тканей. Некоторые узнавали Рожина, раскланивались с ним. Босоногая детвора, сверкая на солнце русоволосыми головами, со всех сторон облепила гостей, в надежде поживиться каким-нибудь лакомством. Тобольчане и рады были бы угостить карапузов, да нечем было. Молодые девки стояли поодаль стайкой, хихикали, на приезжих поглядывали лукаво. Монах Аркадий и отец Никон шли торопливо, местные им кланялись, но с расспросами не приставали. Остальные путники немного отстали.

— Эй, красавицы, а баньку служивому человеку истопите? — крикнул девкам Васька Лис, улыбаясь во весь рот.

— А ружье твое стреляет, мужичок-полбороды? А то знаем мы вас, служивых. Паришь его, паришь, а он пук холостым, и вся бравада! — тут же крикнула в ответ самая бойкая.

Над селением, как птичий грай, разлетелся звонкий девичий смех. Бабы постарше укоризненно закачали головами, дескать, что с глупой молодежи взять, но и сами усмехнулись.

— Тьфу ты, дура! — выругался Васька, но ласково, без злобы.

После белогорского костра, устроенного отцом Никоном вокруг священной вогульской березы, правая половина бороды у Васьки отросла всего на ноготь, левая же торчала на пол-локтя.

— Эво, как она тебя отшила! — Игнат толкнул товарища в плечо, засмеялся.

— Укоротить надобно, — сказал Васька, проведя ладонью по бороде, — а то и вправду людям на потеху.

— Эй, острословая, а звать тебя как? — крикнул Игнат языкатой девке.

— Тятя с матушкой Марфой кличут. Да ежели ты позовешь, приду ли? — не заставила ждать с ответом Марфа, ее подруги снова засмеялись.

— А я гордыней не хвораю, ежели что, и сам подойду, — заверил Игнат.

— А далеко-то идти готов? А то я бегаю быстро.

— От Тобольска дошел, дойду и дальше.

— А что ж в стольном граде Тобольске девки перевелись, что вас в нашу глухомань занесло? — не унималась Марфа.

— Нормальных всех разобрали, пока мы службу царю Петру Алексеевичу несли.

— Девоньки, вот где нам раздолье было бы! В Тобольске!..

— Вот за тобой, Марфуша, я теперь сюда и пришел, — сказал Игнат то ли в шутку, то ли всерьез, но девке в глаза смотрел внимательно, ждал ответа.

И засмотрелся, споткнулся и с грохотом растянулся вдоль дороги, собрав бородою всю кодскую пыль. Теперь уже смеялись все, особенно заливалась детвора.

— Вот же досада, — выругался Игнат, поднимаясь.

— Одно слово — Недоля, — заключил Васька Лис и покачал головой.

— Да, ходок ты знатный, на ровном месте спотыкаешься! — сквозь смех крикнула Марфа. — Как звать тебя, незадачливый?

— Игнатом, — отозвался Недоля, отряхиваясь.

— Ты, Игнат, приходи, как ходить научишься! — крикнула Марфа, а потом вдруг сорвалась с места и понеслась промеж дворов, подруги побежали следом.

— И вправду, бегает быстро, — заключил Игнат, провожая Марфу взглядом. — А хороша, чертовка!

Но убежали не все, осталась одна худенькая девушка. Она стояла опустив голову и теребила кончик длинной русой косы. Когда путники с ней поравнялись, она сделала шаг им навстречу, сказала тихо:

— Здравствуй, Алексей Никодимович.

Рожин остановился, удивленно рассматривая девушку, ответил:

— Настька, ты, что ли?

— Признал? — Настя подняла лицо, щеки ей заливал румянец.

— Ну, ты вымахала! Невеста уже! Я ж тебя дитем помню! — Рожин подошел к девушке, обнял, расцеловал в щеки, отстранился. — Дай-ка я тебя получше разгляжу.

— Так четыре ж года прошло, — ответила девушка, снова потупив взгляд.

— Да, летит времечко… Как тятя, матушка?

— Батюшка жив-здоров, слава Богу. Матушка померла тем летом.

Улыбка с лица Рожина сошла, он привлек к себе Настю, поцеловал в лоб, сказал:

— Ступай, скажи отцу, что вечером навещу вас.

Девушка вскинула на Рожина взгляд, просияла улыбкой, кивнула и убежала. Рожин задумчиво проводил ее взглядом. Потом оглянулся на сотника, сказал:

— Настя, дочь Трифона Богданова, кузнеца местного. Я их давно знаю.

— Слышь, Лексей, а девка-то к тебе неровно дышит, — заметил Васька Лис, щуря на толмача хитрый глаз.

— Вася, она младше меня на пятнадцать лет, — ответил Рожин.

— Тоже мне помеха! — фыркнул Лис.