Татьяна подняла голову, увидела его и закрыла лицо руками. Остальные с необычным для немолодых женщин проворством немедленно бросились к ней. Она оттолкнула их, отбросила скамью и ринулась к нему. Александр стоял неподвижно, словно прикованный к месту. Он пытался улыбнуться, хотя больше всего хотелось упасть на колени и зарыдать. Он уронил все вещи. Господи, через секунду он
И только тогда он улыбнулся.
Татьяна бросилась в его раскинутые руки, и Александр, подхватив ее, крепко обнял. Не мог надышаться ею. Она обхватила его шею, зарылась лицом в бороду. Сухие рыдания сотрясали ее тело. Она, казалось, весила больше, чем в зимней одежде, когда он последний раз видел ее. Значит, немного поправилась…
И благоухала. Как же невероятно она благоухала! Мылом, солнцем и жженым сахаром.
И какое же это счастье – обнимать ее.
Прижимая ее к себе, Александр терся лицом о косички и что-то несвязно бормотал:
– Ш-ш-ш… будет, будет, ш-ш-ш, Тата, пожалуйста…
Его голос сорвался.
– Ах, Шура! – выдохнула она ему в шею. – Ты жив! Слава богу!
– Танечка!
Он стиснул ее еще сильнее, если это только было возможно, обвивая руками ее упругое тело.
– Ты жива. Слава богу!
Он судорожно гладил ее по плечам и спине, почти чувствуя кожу через тонкий ситец. Какая она мягкая…
Наконец он поставил ее на землю. Татьяна подняла голову. Его руки все еще лежали на ее талии. Теперь он ее не отпустит. Неужели она всегда была такой маленькой?
– Мне нравится твоя борода, – с застенчивой улыбкой призналась Татьяна, дотрагиваясь до его щеки.
– А я обожаю твои волосы, – отозвался Александр, дернув ее за косичку.
– Ты такой чумазый…
– А ты неотразима.
Александр не мог оторвать взгляда от ее великолепных, пухлых, влажных губ цвета июльского помидора…
Он нагнулся к ней…
И вспомнил о Даше.
Перестал улыбаться.
Отпустил Татьяну.
Отступил на шаг.
– Таня, где Даша?
Он вдруг увидел в ее глазах… что он увидел? Боль и печаль, скорбь и вину, гнев… на него? Он увидел все это… на один лишь миг, и все тут же исчезло, и эти зеленые глаза словно завесила ледяная вуаль. Татьяна мгновенно замкнулась, стала чужой, чересчур спокойной, только руки все еще дрожали, хотя голос звучал тихо и ровно:
– Даша умерла, Александр. Прости. Не уберегла.
– Таня… какое несчастье…
Александр потянулся к ней, но она отпрянула. И не просто отпрянула. Отскочила.
– Что? – недоуменно спросил он. – Что?
– Александр, мне ужасно жаль, что ты проделал весь этот путь, не зная о Даше, – продолжала Татьяна, стараясь не встретиться с ним глазами.
– Что ты такое…
Но прежде чем он успел договорить, а Татьяна ответить, их окружили женщины.
– Танечка, – вмешалась кругленькая полуседая женщина с маленькими глазками, – кто это? Дашин Александр?
– Да – кивнула она, – Дашин Александр. Шура, познакомься с Наирой Михайловной.
Наира всхлипнула.
– Ах ты бедняжка! – воскликнула она, обнимая Александра.
Бедняжка?
Он уставился на Татьяну.
– Тетя Наира, пожалуйста, – пробормотала Татьяна, отступив еще дальше.
– Он знал? – прошептала Наира, громко шмыгнув носом.
– Не знал. Но теперь знает.
Наира заплакала в голос.
– Александр, это Вова, внук тети Наиры, и Зоя, его сестра.
Вова принадлежал к тому племени рано созревших подростков, которых Александр терпеть не мог. Темноволосый, круглоголовый, с круглыми глазами и ртом, он был точной копией бабки, разве что повыше и пошире в плечах. Он пожал руку Александра.
Зоя, нескладная, здоровенная черноволосая деваха, обняла его, прижавшись большими грудями к гимнастерке, тряхнула руку и объявила:
– Мы так рады познакомиться! Много о вас слышали.
– Все, – поправила жизнерадостная курчавая старушка, оказавшаяся старшей сестрой Наиры Аксиньей. – Мы о тебе все слышали.
Она тоже обняла Александра. Подошли еще две женщины, седоволосые и худые. Одна, Раиса, очевидно, была очень нездорова – у нее тряслось все: руки, губы, голова. Вторая, Дуся, оказалась ее матерью. Она была выше и поплотнее. Поверх темного платья висел большой серебряный крест. Дуся перекрестила Александра и глухо сказала:
– Господь призрит тебя. Не волнуйся, Он не оставит своих детей.
Александр хотел объяснить, что, после того как нашел Татьяну, его уже ничто не может волновать, но Аксинья участливо спросила, как он себя чувствует, и затем последовал второй раунд слез и объятий.
– Все в порядке, – уверял он, – и плакать не стоит.
Но он с таким же успехом мог обращаться к стенке. Вой стоял на всю деревню.
Александр ошарашенно воззрился на Татьяну. Но она уже успела отбежать в сторону. Хуже того, рядом стоял Вова.
– Ты только… ох, не могу, не могу! – кричала Наира.
– И не нужно, Наира Михайловна, – мягко посоветовала Татьяна. – Смотрите, он спокоен. Ничего с ним не будет.
– Таня права, – кивнул Александр. – Со мной в самом деле ничего не будет.
– Ах, милый, ты так долго ехал, – вспомнила наконец Наира. – Должно быть, устал.
Еще пять минут назад он этого не чувствовал.
– Я ужасно хочу есть, – признался он, улыбаясь. Но ответной улыбки не заметил.
– Конечно. Пойдем, я тебя покормлю, – обронила Наира.