Медный всадник

– Нормально, и все, – повторил он, ущипнув ее за сосок. – Неужели еще не сообразила, что Даша – не мой тип?

– А что ты скажешь обо мне своей следующей девушке?

– Скажу, что у тебя идеальные груди, – ухмыльнулся Александр.

– Прекрати!

– Что у тебя юные, задорные, упругие грудки с огромными, ужасно чувствительными сосками-вишенками, – усмехнулся он, ложась на нее и поднимая ее ноги себе на плечи.

Она вопросительно подняла брови.

– Глаза, созданные для королей, и губы – для богов. И что ни с одной девушкой на свете я не испытывал ничего подобного, – простонал он, входя в нее.

– Как, по-твоему, который час?

– Не знаю, – сонно ответил он, – скоро вечер.

– Я не хочу возвращаться к ним.

– Кто это собирается возвращаться? Мы отсюда никуда. И никогда.

– Правда?

– Попробуй только сбежать.

Еще до наступления ночи они выбрались из палатки. Татьяна, накинув на плечи гимнастерку Александра, устроилась на одеяле, пока он разводил костер из хвороста, собранного ею днем. Через пять минут к небу взметнулись огненные языки.

– Ты просто волшебник, Шура, – похвалила Татьяна.

– Спасибо, – кивнул он, вынимая две банки тушенки, хлеб и флягу с водой. – Смотри, что у меня есть!

В серебряную фольгу было старательно завернуто несколько квадратиков шоколада.

– Вот это да! – ахнула Татьяна, потрясенно глядя не на шоколад, а на него.

Они поужинали.

– Переночуем в палатке? – спросила она.

– Если хочешь, могу затопить печку. Видела, как я прибрался в доме?

– Да. И когда только успел?

– Вчера, после нашей ссоры. Что, по-твоему, я делал весь день?

– После нашей ссоры? – потрясенно протянула Татьяна. – До того как ты вернулся и велел отдать свои вещи, потому что ты уходишь?

– Угу.

Татьяна довольно сильно ткнула его локтем в ребро.

– Ты просто хотел услышать, как я…

– Не продолжай, – перебил Александр, – иначе я снова возьму тебя, прямо сейчас, и на этот раз тебе не уцелеть.

Но она уцелела. Едва-едва.

А потом, сидя перед огнем, долго плакала в объятиях Александра.

– Таня, что с тобой?

– Ох, Шурочка…

– Пожалуйста, не плачь.

– Ладно. Я тоскую по сестре.

– Знаю.

– Мы очень перед ней виноваты? Мы с ней честно обошлись?

– Так честно, как только могли. Ты делала все. Разве мы виноваты в том, что случилось? И что нам пришлось вынести! Делать друг другу больно, ранить сердца… Я боролся с собой все это время. Пытался полюбить Дашу, но разве против себя пойдешь? Я так и не совладал со своей душой.

Отвернувшись от него к огню, Каме и круглой луне над горизонтом, Татьяна призналась:

– Я старалась забыть тебя. Ради нее.

– Но и это было невозможно.

– Да… Шура… ты влюблен в меня?

– Повернись, – велел Александр.

Она повернулась.

– Тата, я боготворю тебя. Я без ума от тебя. И хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Что?!

– Татьяша, ты выйдешь за меня? Станешь моей женой?

Пауза.

– Не плачь.

– Да, Шура. Я выйду за тебя… Стану твоей женой.

– Тогда почему ты плачешь?

8

На рассвете Татьяна выбралась из палатки и поковыляла к воде, едва держась на ногах. Между бедер как огнем жгло. Саднило так, хоть кричи.

Александр последовал за ней. Оба были обнажены. Вода оказалась ужасно холодной.

– Я захватил мыло, – объявил он.

– Вот это да!

Александр поставил ее перед собой и стал намыливать.

– Мылом этим мою тебя, – сонно бормотал он, – смываю ужасы, одолевающие тебя, кошмары… мою руки и ноги, и твое источающее любовь сердце, и твое дарящее жизнь чрево…

– Отдай мыло, – попросила Татьяна. – Я тоже хочу тебя помыть.

– Погоди, как это… что Господь сказал Моисею…

– Понятия не имею.

– «…Да не убоишься ты ни ужаса ночного, ни стрелы, летящей днем…» – Александр осекся. – Остального не помню, и уж, во всяком случае, не на русском. Что-то насчет десяти тысяч, павших от твоей правой руки. Вот освежу в памяти Библию и доскажу до конца. Но ты меня поняла.

– Поняла, – кивнула Татьяна. – И больше не буду бояться. Да и чего мне бояться теперь? Посмотри, что у меня есть! Отдай же мыло.

– Не могу стоять, – пробормотал Александр, – со мной все кончено.

Ее намыленные руки скользнули ниже. Он плюхнулся спиной в воду.

– Почти, – поправила Татьяна, падая на него. – Но не совсем.

Несколько минут спустя она прильнула к Александру, повисла у него на шее, не касаясь ногами дна.

– Посмотри, какой восход над горами! Дух захватывает! – пробормотала она.

Но он, безразличный к восходу, удерживал ее одной рукой, а другой гладил лицо.

– Я нашел настоящую любовь на берегах Камы, – улыбнулся он, глядя на нее.

– Я нашла настоящую любовь на улице Салтыкова-Щедрина, когда сидела на остановке и ела мороженое.

– Это не ты нашла меня, а я – тебя. Ты даже не искала меня.

Долгая пауза.

– Шура, а ты… ты искал меня?

– Всю жизнь.

– Шура, откуда возникла такая близость? Такая неразрывная связь? С самого начала.

– Это не близость.

– Нет?

– Нет. И не связь.

– Нет?

– Нет. Это называется родство душ.

Утро выдалось прохладным и туманным. Александр разжег костер на берегу величавой реки. Они поели хлеба с водой. Он закурил.

– Мы самого нужного не захватили, – пожаловалась она. – Хоть бы кружки были. И ложки с тарелками.