Медный всадник

– Ты ни до кого не дотрагивалась?

– Шура, до чего же ты смешной! – покачала головой Татьяна. – Конечно, нет.

– Может, через одежду?

– Что?

Она почти не отнимала губ от его шеи.

– Разумеется, нет. И вообще, что ты пытаешься из меня вытянуть?

– Что ты успела узнать до меня?

– Была ли вообще жизнь до Александра? – шутливо пропела она.

– Скажи сама.

– Хорошо, что ты еще хочешь знать?

– Кто видел твое нагое тело? Кроме родных, конечно, когда ты в голом виде делала кувырок через голову.

Именно этого он хочет? Полную правду? Она так боялась сказать ему. Захочет ли он слушать?

– Шура, первым мужчиной, кто видел меня полуобнаженной, был ты. В Луге.

– Это и есть правда?

Он немного отодвинулся, чтобы видеть ее глаза.

Она кивнула, проводя губами по его шее.

– Истинная.

– А кто-то касался тебя?

– Касался меня?

– Трогал груди, трогал…

Его пальцы нашли ее.

– Шура, о чем ты? Разумеется, нет.

Она ощутила губами, как участился его пульс, и улыбнулась. Она скажет ему прямо сейчас, если именно этого он добивается.

– Помнишь лес в Луге?

– Как я могу забыть? – гортанно выдохнул он. – Самый сладкий поцелуй в моей жизни.

– Шура… это был мой первый поцелуй, – очертя голову призналась она.

Он тряхнул головой, повернулся на бок, уставясь в ее лицо с таким откровенным неверием, словно не мог осознать сказанного ею.

– Ну что? Ты меня смущаешь, – фыркнула Татьяна. – Не доволен? Что-то не так?

– Не говори, что…

– Ладно, не скажу.

– Может, все-таки скажешь?

– Я уже сказала.

Александр, потрясенно таращившийся на нее, глухо переспросил:

– Когда я поцеловал тебя в Луге…

– И что?

– Повтори.

– Шура, чего ты добиваешься? Хочешь правды или чего-то еще?

– Я тебе не верю. Просто не верю.

– Как хочешь, – объявила Татьяна, ложась на спину и закладывая руки за голову.

Александр наклонился над ней.

– Думаю, ты просто говоришь мне то, что я хочу слышать, – выговорил он, неустанно лаская руками ее груди и живот.

– А ты именно это хочешь слышать?

– Не знаю. Нет. Да, помоги мне Бог, – не сразу ответил Александр. – Но больше всего мне нужна правда.

Татьяна весело потрепала его по спине:

– Это чистая правда. За всю мою жизнь меня никто не касался, кроме тебя.

Но Александр не улыбался. Только глаза стали мягче.

– Но… как это может быть? – запинаясь, спросил он.

– Не знаю. Просто есть, и все.

– Значит, ты из материнского чрева шагнула прямо в мои объятия?

– Почти, – засмеялась она. – Шура, пойми, я люблю тебя. Неужели не понимаешь? Мне в голову не приходило целовать кого-то до тебя. Тогда в Луге я так хотела, чтобы ты меня поцеловал, просто с ума сходила. Не знала, как сказать тебе. Полночи строила планы, как бы сделать так, чтобы ты меня поцеловал. Я не собиралась сдаваться. Если не могу добиться того, чтобы мой Шура поцеловал меня, значит, вообще обойдусь без поцелуев.

Его лицо было совсем близко. Ее руки ласкали его.

– Что ты делаешь со мной? – вырвалось у него. – Немедленно перестань. Что ты делаешь со мной?

– Лучше скажи, что ты делаешь со мной?

Кончики ее пальцев вжались в его спину.

Когда Александр овладел ею, их губы не размыкались даже во время его исступленного оргазма, который она едва ощутила сквозь свой, ослепляющий. Татьяна была почти уверена, что он едва не закричал. Но он только прошептал:

– Не знаю, удастся ли мне выжить в буре, именуемой Татьяной.

– Солнышко, – пробормотал он, нависая над ней, – открой глаза. С тобой все в порядке?

Татьяна молчала, прислушиваясь к нежной каденции его голоса.

– Таня… – продолжал он, едва касаясь ее лица, шеи, груди, – знаешь, у тебя кожа, как у новорожденной…

– Не знаю, – заявила она.

– Кожа мягкая, как лепестки, сладчайшее дыхание, а волосы – чистый шелк. – Его губы сомкнулись на ее соске. – Настоящая богиня.

Она довольно улыбнулась, едва не мурлыча от счастья. Он замолчал и приподнял ее подбородок. В его глазах стояли слезы.

– Пожалуйста, прости меня за то, что ранил твое сердце своим притворным безразличием. Мое собственное сердце всегда было переполнено любовью к тебе. Ты не заслужила того, что с тобой случилось. Того, что пришлось вынести. Ни от сестры, ни от родителей, ни от блокады и уж прежде всего ни от меня. Ты не представляешь, чего мне стоило не взглянуть на тебя в последний раз, прежде чем закрыть тент на грузовике. Я знал, что, если не удержусь, все будет кончено. Я не сумел бы скрыть лица ни от тебя, ни от Даши. Не смог бы сдержать своего обещания щадить твою сестру. Дело не в том, что я не посмотрел на тебя. Просто не мог. Я давал тебе так много, когда мы оставались одни, и надеялся, этого будет достаточно, чтобы ты продержалась.

– Этого оказалось достаточно, Шура, – заверила Татьяна, не вытирая своих слез. – Я здесь. И на будущее этого тоже будет достаточно. Прости, что посмела сомневаться в тебе. Но сейчас у меня легко на сердце.

Александр прижался губами к ложбинке между ее грудями.

– Ты исцелил меня, – с улыбкой договорила Татьяна.

Что-то бормоча и вздыхая, Татьяна лежала под Александром. Ее снова любили и давали наслаждение… безграничное наслаждение…

– Подумать только, что я считала раньше, будто люблю тебя…

Он поцеловал ее в висок.