Медный всадник

Он жадно поцеловал ее в губы, так крепко, с такой любовью, что Татьяна ощутила, как в животе разверзлась пылающая пропасть и выпустила на волю бушующее пламя. Она пошатнулась, физически не в состоянии сидеть прямо.

– Татьяша, почему ты так прекрасна? Почему?

– Да я просто уродина. И не пара тебе.

Он обнял ее.

– Боже, какое счастье! Таня, ты мое чудо, неужели не понимаешь? Господь послал тебя, чтобы возродить во мне веру. Наставить меня на путь истинный, утешить, исцелить. Но я так хочу любить тебя… быть с тобой, что едва сдерживаюсь. – Он немного помолчал и уже куда более робко спросил: – Ты пойдешь со мной в палатку? Я знаю, тебе страшно, но клянусь, я никогда бы не смог обидеть тебя или причинить боль.

– Да, – ответила она тихо, но отчетливо.

Александр отнес ее в палатку, уложил на одеяло и закрыл входной клапан. Внутри было тихо и сумрачно, скудный свет пробивался только через отверстия для завязок.

– Я бы принес тебя в чисто убранный дом, но у нас нет ни одеял, ни подушек, только жесткий пол.

– Ничего. В палатке хорошо.

Она удовлетворилась бы и мраморным полом Петергофского дворца!

Александр прижимал ее к себе, но она хотела просто лежать рядом с ним.

– Шура…

– Что? – шепнул он, целуя ее шею.

Но не делал… не делал больше ничего, словно ждал, или думал, или не хотел…

Александр отстранился, и она по глазам увидела, что он чем-то обеспокоен.

– Что с тобой?

Он упорно отводил взгляд.

– Вчера ты так много наговорила… не то чтобы я не заслужил всех твоих обвинений…

– Всех? Не заслужил, – улыбнулась она. – И что же?

Он тяжело вздохнул.

– Спроси меня, – кивнула она, уже зная, чего он хочет от нее.

Но он упорно смотрел в землю.

Татьяна попросила:

– Подними голову. Взгляни на меня.

Он послушался. Татьяна встала на колени, погладила его по щеке и поцеловала.

– Да… конечно, да, Шурочка… я берегла себя для тебя. Только для тебя. Я принадлежу тебе. Неужели ты хоть на минуту можешь сомневаться?

Его счастливые глаза сияли нестерпимым блеском.

– Ох, Танечка! – выпалил он. – Ты понятия не имеешь, что это значит для меня…

– Ш-ш-ш, – прошептала Татьяна.

– Ты была права, – горячо продолжал он. – Я не заслужил того, что ты готова мне дать.

– Если не ты, то кто? Когда же ты до меня дотронешься? Я больше не хочу медлить.

Вместо ответа он осыпал ее поцелуями.

– Подними руки.

Он снял ее сарафан и снова уложил на одеяло, покрывая поцелуями лицо и шею, шаря по ее телу жадными пальцами.

– Я хочу видеть тебя совсем голой. Хорошо?

Татьяна кивнула.

Он стащил с нее белые полотняные трусики, и Татьяна, мгновенно ослабев, смотрела, как он, в свою очередь ослабев, изучает ее.

– Нет… я этого не вынесу… – пробормотал он, прижавшись щекой к ее груди. – Твое сердце колотится как сумасшедшее. Только не бойся.

Он стал лизать ее соски.

– Не буду, – прошептала Татьяна, запустив руки в его влажные волосы.

Александр нагнулся над ней.

– Скажи, чего хочешь от меня, и я все сделаю. Медленно-медленно, чтобы ты не пугалась. Итак, чего ты хочешь?

Татьяна не могла ответить. Попросить его дать ей мгновенное облегчение? Потушить пожар, пылающий в ней? Невозможно. Придется довериться Александру.

Прижав ладонь к ее животу, Александр пробормотал:

– Посмотри, твои влажные тугие соски поднялись, умоляя меня пососать их.

– Пососи их, – простонала Татьяна.

Он наклонил голову.

– Вот так. Стони, стони как можно громче. Никто не услышит, кроме меня, а я проехал тысячу шестьсот километров, чтобы слышать тебя, так что стони, Тата.

Его рот, язык, губы впивались, сосали, обводили, ласкали ее груди. Татьяна инстинктивно выгнулась.

Александр лег на бок и положил руку между ее бедер.

– Погоди! – всполошилась она, пытаясь сомкнуть ноги.

– Нет, откройся, – настаивал Александр, разводя ее бедра. – Не дрожи так, Танечка.

Его пальцы коснулись ее. Она оцепенела. Александр не дышал. Татьяна не дышала.

– Чувствуешь, как осторожно я это делаю? – прошептал он, потирая пальцем крошечный бугорок. – Ты… ты такая беленькая… даже здесь…

Ее руки были стиснуты в кулаки. Глаза закрыты.

– Чувствуешь, Тата?

Она застонала.

Александр продолжал ласкать ее.

– Ты невероятна… – прошептал он.

Кулачки сжались сильнее.

Он немного надавил.

– Хочешь, чтобы я остановился?

– Нет!

– Таня, чувствуешь, как я прижимаюсь к твоему бедру?

– Я думала, это твой пистолет.

Его горячее дыхание обжигало шею.

– Называй как хочешь, я на все согласен.

Он нагнулся над ней и снова принялся сосать груди, одновременно гладя и теребя набухшую горошину, обводя кругами все быстрее.

И она стонала и стонала.

И…

Он отнял руку и губы и отстранился сам.

– Нет, нет, нет! Не останавливайся! – в панике прошептала Татьяна, открывая глаза.

В пульсирующее напряжение ее плоти ворвалось нечто неведомое, и, когда он остановился, Татьяну сотрясла такая дрожь, что Александр лег на нее и прижался лбом к ее лбу.

– Тише. Все хорошо, – приговаривал он, откатываясь. – Скажи, чего ты хочешь?

– Не знаю, – как в бреду пробормотала Татьяна. – Все, что ты умеешь.

– Ладно, раз так, – кивнул он и, стащив трусы, встал перед ней на колени.

Впервые увидев его, Татьяна вскочила.

– О господи, Шура!.. – ахнула она, отпрянув.