Медный всадник

– Нужно бы перевести аттестат на тебя. Я получаю две тысячи в месяц. Могу посылать полторы. Пятисот мне хватит на папиросы.

Татьяна покачала головой:

– Не нужно. Только новую беду наживешь. Ленинград не Лазарево. Не проговорись, что мы женаты. Сними кольцо. Не дай Бог Дмитрий что-то узнает. Только этого нам и не хватало! У тебя и без того полно неприятностей. И не нужны мне твои деньги!

– Нужны.

– Тогда пошли их в письме.

– Нельзя. Цензоры сразу же вытащат.

– Цензоры? Значит, я не смогу писать тебе на английском?

– Нет, если хочешь увидеть меня живым.

– Это единственное, чего я хочу, – не оборачиваясь, призналась она.

– Я пошлю деньги на адрес Молотовского горсовета. Приходи туда раз в месяц и проверяй, договорились? Скажу, что помогаю Дашиной семье.

Александр зажмурился и прижался губами к блестящим волосам.

– Мне пора. Поезд приходит раз в сутки.

– Я провожу тебя до дороги, – надломленно пробормотала Татьяна. – Ты все собрал?

– Да.

Они, по-прежнему не смотря друг на друга, побрели по лесной тропинке. Прежде чем поляна исчезла из виду, Александр в последний раз оглянулся, чтобы увидеть голубую реку среди темно-зеленых сосен, избу, скамью, бревно в воде, то место, где только вчера стояла палатка. Потухший огонь.

– Пиши мне, – велел он, – и как можно подробнее. Чтобы я не волновался.

– Хорошо, – пробормотала она, по-прежнему держась за живот. – Ты тоже.

Они добрались до проселочной дороги. Сильно пахло хвоей, в лесу царила тишина, пригревало солнышко. Они стояли лицом друг к другу: Татьяна в своем желтом платье, с опущенной головой, Александр в армейской форме.

Она робко погладила его по груди, в том месте, где билось сердце.

– Постараешься выжить ради меня, солдат?

Из ее глаз градом хлынули слезы.

Александр молча поднес к губам ее ладошку. На безымянном пальце блестело кольцо.

Он не мог говорить, не мог назвать ее по имени. Татьяна прижала дрожащие пальцы к его щеке.

– Все будет хорошо, любимый. Все будет хорошо.

Она отняла руку. Он отнял руку.

– А теперь иди домой. Не смотри мне вслед. Я не смогу уйти, если ты останешься стоять.

Татьяна отвернулась.

– Иди. Я не буду смотреть тебе вслед.

– Пожалуйста. Я не в силах оставить тебя. Прошу, иди домой.

– Шура… я не хочу, чтобы ты уходил.

– Понимаю. Я сам не хочу уходить. Но, умоляю, отпусти меня. Единственный мой шанс остаться в живых – знать, что ты в безопасности. Я доберусь до тебя любой ценой, но ты должна ждать меня тут. А теперь мне нужно идти. Подними голову, любимая. Подними и улыбнись.

Снова обернувшись, Татьяна подняла заплаканное лицо и улыбнулась.

Они долго не мигая смотрели друг на друга.

– Что в твоих глазах?

– Смотрю, как мои деревянные ящики ползут по пандусу из Зимнего дворца, – прошептала она.

– Следовало бы иметь немного больше веры, жена моя.

Александр поднял трясущуюся руку к виску… губам… сердцу…

Опустошающие волны

1

Татьяна вернулась в их дом, легла на их постель и не поднялась.

Скованная полусном-полубредом, она слышала, как ходят по комнате старушки. Тихо переговариваются, подтыкают одеяла, поправляют подушки, гладят волосы.

– Только вера в Бога спасет ее, – твердила Дуся.

– Говорила я, последнее дело влюбляться в военного, – вздыхала Наира. – Поматросит и бросит.

– Дело не в этом, – пробормотала Раиса. – Просто она слишком его любит.

– Счастливица, – обронила Аксинья, гладя ее по спине.

– Какое тут счастье? – вознегодовала Наира. – Послушала бы нас, оставалась бы дома, и ничего не случилось бы.

– Да почаще ходила бы в церковь, – вторила Дуся. – Десница Господня – вот наше утешение.

– А ты как думаешь, Танечка? – шепнула со смехом Аксинья. – Утешит тебя десница Господня?

– Ничего не выходит. Мы не можем ей помочь, – сетовала Наира.

– Мне он никогда не нравился, – прошипела Дуся.

– Мне тоже, – поддакнула Наира. – Не понимаю, что Таня в нем нашла?

– Она слишком для него хороша! – объявила Раиса.

– Она слишком хороша для любого! – фыркнула Наира.

– И могла быть еще лучше, стань она ближе к Богу, – заключила Дуся.

– А мой Вова, – запричитала Наира, – такой добрый, хороший мальчик. Так ее любил…

– Уж этот Александр, – подлила масла в огонь Раиса, – ни за что не вернется. Оставил ее, а сам был таков.

– Уж это точно, – кивнула Наира. – Женился на ней…

– Испортил, – вторила Дуся.

– И бросил, – мямлила Раиса.

– Безбожник! – шипела Дуся.

– Только смерть помешает ему вернуться, – заверила Аксинья.

«Спасибо, баба Аксинья, – думала Татьяна, поднимая тяжелые веки и сползая с печи. – Но именно этого я и боюсь».

Старушки без особого труда уговорили Татьяну вернуться и жить с ними. Вова помог отнести сундук и швейную машинку обратно в дом Наиры.

Сначала ей приходилось тяжко. Дни тянулись бесконечно, и каждое утро, открывая глаза, она морщилась от острой боли. Разлад с собой – самое ужасное, что может случиться с человеком. И никак не выбраться из мрака. Ни одного воспоминания, которое могло бы утешить. Разогнать тьму. Ни доброй шутки. Ни нежной мелодии. Ни одной части своего тела не могла она коснуться без содрогания. И куда бы ни взглянула, повсюду видела только Александра.