Медовый траур

Впереди широкая улица с мигающими вывесками пабов и ресторанов. Прямо по курсу – сияющие купола собора. С той стороны улицы еще один узкий проход, бегущие исчезают в потемках. Я кидаюсь за ними, стиснув зубы, но не снижая скорости. Ступни у меня распухли, пятки горят. Еще несколько шагов – и под ногами уходит в темноту лестница, на ней яростно дерутся двое. Один, вцепившись в другого, с силой ударил его о перила, встряхнул, кинул вниз, и тот со стоном покатился по ступенькам. С самого дна донеслось рычание дикого зверя. Полицейский уже добежал до упавшего, рухнул на него, придавив коленями разбитый хребет.

Я медленно спустился к ним, чувствуя привкус желчи на губах и боль во всем теле, а внизу повалился на землю, так же задыхаясь, как и тип в наручниках рядом со мной. Сиберски плюхнулся рядом, привалился спиной к столбику, раскинул ноги. Все трое, обессилев, молчали, в легких полыхал огонь.

Немного успокоившись, перестав чувствовать себя тварью при последнем издыхании и собрав в кучку два-три еще действующих нейрона, я сгреб мексиканца за шкирку и приподнял.

Он злобно, с вызовом глянул на меня, улыбнулся полной ненависти улыбкой и плюнул мне в лицо, прошипев сквозь сопли: «Hijo de la perra!»[19] Я врезал кулаком ему в грудь – лучший способ отбить охоту улыбаться – и прорычал:

– Сейчас… уж точно не время меня бесить!

При личном обыске были найдены нож со стопором, брусок гашиша и три тысячи евро наличными…

– Так, Умберто… Вальдес! Мне надо задать тебе несколько коротких вопросов, и у меня не слишком много времени, так что надеюсь, ты проявишь… – новый удар заставил его проглотить ухмылку, – …готовность к сотрудничеству!

– Пошел… ты… – захлебнулся он, брызнув слюной.

Говорил он как какой-нибудь герильеро[20], с гортанным акцентом.

На глазах у ошеломленного Сиберски я схватил его за волосы и потянул, вынудив приподнять голову:

– Ну-ка расскажи, что ты делал на этой ярмарке!

Он снова ухмыльнулся, превозмогая боль:

– Гулял… Что, разве нельзя?

Я повернулся к лейтенанту:

– Рация у тебя с собой?

– Да, взял у Мадисона.

– Отлично! Вызови Мадисона и Санчеса, скажи им, что этот тип сбежал и что они могут возвращаться по домам!

– Но… – Лейтенант вытаращил глаза.

– Делай, что тебе говорят! Сейчас мы прижмем эту сволочь! – Я вытер пот со лба и прибавил: – Как поговоришь с ними, отволоки эту кучу дерьма наверх и жди меня у лестницы – я тем временем подгоню машину.

Сиберски оттащил Вальдеса в уголок и схватил меня за грудки:

– Вы совсем осатанели, комиссар! Что на вас накатило?

– Заткнись и смотри за ним!

Пятнадцать минут спустя я вернулся на машине, нервы у меня от напряжения готовы были лопнуть. Сиберски затолкал Вальдеса на заднее сиденье, сел рядом.

– С Мадисоном и Санчесом все уладил? – бросил я, косясь в зеркало заднего вида.

– Да. Они ничего не знают, но…

– С этой минуты больше ни одного вопроса, ясно?

– Я… полагаюсь на вас… – не очень уверенно ответил лейтенант.

Мексиканец начал дергаться.

– Что все это значит? – заорал он. – Эй, hombre! Куда ты меня везешь? А ты чего молчишь? А как же мои права?

– Свои права можешь засунуть себе в задницу! – ответил я с нехорошей усмешкой и погнал вперед, поглаживая свободной рукой рюкзак с сюрпризами.

Надо было найти уединенное место. Указатель с надписью «свалка» у ворот Шапель подвернулся очень кстати. Я проехал по проспекту с тем же названием, свернул на безлюдную улицу, заставленную сборными домами и мелкими предприятиями, и та вывела нас к мусорным рубежам. Вальдес на заднем сиденье странно затих.

Выключить фары, прихватить рюкзак, «маглайт» – и вперед. Но Сиберски, стоя у машины и присматривая за мексиканцем, меня остановил:

– Что вы делаете?

– Этот урод все мне выложит, и прямо сейчас! Покарауль здесь, чтобы никто не помешал!

Он схватил меня за плечо:

– Комиссар! Так нельзя!

Я решительно оттолкнул его:

– У нас нет времени! Он должен расколоться! И немедленно! Уйди с дороги!

Я отодвинул лейтенанта, выдернул Вальдеса из машины и толкнул его перед собой. Сиберски захлопнул рот и прислонился к машине.

– Во что ты играешь, hombre? Хочешь меня напугать? Ты полицейский! Ты ничего мне не сделаешь!

– Ты не знаешь, на что я способен, – шепнул я ему на ухо. – Мне терять уже нечего, совсем нечего… А вот ты без яиц останешься…

От шлагбаума я погнал его к ряду вагонеток – там, среди всякого дерьма, этому дерьму самое место, – прижал к блестящему от масла железному борту и направил ему в глаза луч фонаря.

– Где ты берешь насекомых?

– Пошел ты знаешь куда! Кретин!

Мой кулак врезался в его левый бок, он сложился пополам, но тут же омерзительно захихикал:

– А ты явно не в себе, hombre! Что с тобой? Наркотики? Знаешь, я ведь наркомана издалека вижу! Эй, лейтенант! Твой коллега дурью балуется!

Во взгляде подонка горела инстинктивная ненависть к полицейским. Кожа на его лице была изрыта шрамами и опалена в стычках.

Я заставил его сесть, скинул рюкзак, достал оттуда два носовых платка и затолкал ему в рот, но, пока я тремя слоями клейкой ленты не заткнул его окончательно, он в глухой ярости еще пытался орать и плеваться.