Медовый траур

Голубой халат и красные ботинки. Девочка выскочила из своего убежища, потянулась. Совершенно оторопев, я некоторое время простоял столбом, потом в припадке ярости стал пинать мусорный бак.

– Какого дьявола ты здесь делаешь!!! – сквозь зубы проскрипел я, злобно уставившись на нее.

Девочка вскинула руки, словно прикрываясь от удара, сжала их под подбородком:

– Франк, ты меня пугаешь… Ты ведь не станешь меня бить?

Я в бешенстве метался взад-вперед, как хищный зверь по клетке:

– Это ты меня пугаешь! Чего тебе от меня надо? Объясни, зачем ты влезла в мою жизнь? И… перестань смотреть как побитая собака!

Кто-то вышел из кафетерия, взглянул на меня и растворился в темноте.

– Это все… моя кошка… Помнишь, как было в тот раз? Я осталась снаружи… дверь захлопнулась…

– Врешь! Ты не из седьмой квартиры! Я проверил! В этой квартире никто не живет!

Девочка вобрала голову в плечи.

– Да я же тебе не про ту седьмую квартиру говорила! Про другую, в соседнем доме!

– Хватит врать!

– Я пришла к тебе, потому что мне сказали, у тебя по всей квартире бегают игрушечные поезда! А я обожаю игрушечные поезда! Я всегда о них мечтала, а мама не хочет подарить… Она мне никогда ничего не дарит…

– Бедная крошка! Сейчас заплачу!

Я задрал рукав и показал шрам:

– А это объяснить можешь? Мой сосед слышал, как ты разговаривала с телевизором, обсуждала способы мне… повредить!

Девчонка комкала в руках подол халата, на глазах у нее выступили слезы.

– Мы с Элоизой защитить тебя хотели! Ты помнишь, что у тебя больная кровь?

– Забудь про мою дочь! Моя дочь умерла, ее больше нет, понятно?

– О Франк, я не хочу сделать тебе ничего плохого! Если бы ты знал…

Она бросилась ко мне, крепко обняла и разревелась в три ручья. Я изо всех сил старался не поддаваться ее упрямой нежности, но не справился с собой. В глубине души у меня еще теплился огонек.

Я присел перед ней на корточки, погладил по голове:

– Все будет хорошо… правда?

Она кивнула, захлебываясь рыданиями.

– Ты слышишь голоса у себя в голове, да?

– Все время… – горестно прошептала малышка. – Они никогда не оставляют меня в покое… приказывают мне делать нехорошие вещи… А Элоиза – она со мной играет. Она добрая…

Я поднял девочку на руки и заставил посмотреть на меня:

– Ты помнишь историю с дубом и ясенем? Мой кошмар?

Она медленно кивнула.

– Кому ты о нем рассказала?

– Никому! Никому я не рассказывала! Я просила тебя объяснить, но ты ни за что не хотел! А я даже не знаю, что это все значит!

– Ну ладно… Теперь скажи мне, как тебя зовут. Мои друзья сообщат твоей маме, что с тобой все в порядке, а потом разберемся, что делать дальше.

– Нет! Нет! Я больше не хочу ее видеть! Ее никогда нет дома, и вообще все из-за нее! Я хочу остаться с тобой!

– Да не могу я оставить тебя у себя, если бы даже и хотел!

– Честное слово, я не буду тебе надоедать! – прошептала она, прижимая к груди растопыренную ладошку. – Просто буду сидеть в твоей машине и молчать. Ты меня даже не заметишь!

Я опустил ее на землю и взял за руку:

– Не в этом дело… В жизни взрослых все намного сложнее… Сейчас мы пойдем в кафетерий и позвоним в полицию. Раз ты не хочешь ничего рассказывать, я больше ничем не могу тебе помочь.

Девчонка попыталась вырвать руку:

– Нет! Нет! Возьми меня с собой! Пожалуйста!

– Об этом и речи быть не может. Ты знаешь, что у меня из-за этого могут быть крупные неприятности?

– Вот именно! Отпусти, или я скажу, что ты увез меня силой.

Я крепче стиснул ее руку:

– Что?!

– Хватит! Отпусти, или я заору! Клянусь тебе, заору!

Мне оставалось только сдаться. Я отошел на пару шагов, подняв руки вверх:

– Ну, все, все, успокойся…

– Посмотри на мои ногти! – злобно скривив губы, сказала она. – Это я у тебя в багажнике скреблась. Стоишь тут на шоссе с девчонкой в домашнем халате и даже имени ее не знаешь. Голоса… велели мне кое-что спрятать в твоей квартире. Под матрасом, в шкафах… Здорово они умеют придумывать всякое, эти голоса…

Я дернулся:

– Только этого не хватало! Что ты там спрятала, паршивая девчонка!

Она растянула рот в нехорошей улыбке:

– Трусики… девчачьи… Что, по-твоему, люди подумают? Тебе не поможет, что ты полицейский!

Я с огромным трудом сдержался, чтобы не влепить ей пощечину. Вот уж чего не ожидал… Но какой смысл этой малявке меня шантажировать? Мне не в чем себя упрекнуть! Совершенно не в чем! Тем не менее считаться с ней приходится: и без того с меня не слезает Генеральная инспекция, а Леклерк – как, впрочем, и большинство моих коллег – в последнее время странно на меня смотрит… Внешне все складывается не в мою пользу. Девчачьи трусики… Вот бессовестная.

Как мне от нее избавиться – на таком расстоянии от Парижа? Везти обратно – и думать нечего. И что остается? Продолжать уголовное расследование с ребенком на руках? А если мать ее разыскивает? Я поглядел на часы. Три часа ночи. Никому даже и не позвонишь, примут за психа.