Медсанбат-0013

— Можно и в две руки, — сказал он. — Намучили парня.

Когда, наконец, закончилась эта злосчастная операция, ведущий, не размываясь, вышел из палатки, сдернул с себя марлевую маску и, закинув голову, зажмурив глаза, стоял минуту, может быть две, словно подставляя лицо ветру и солнцу. Но было тихо, и солнце еще не появилось.

26

Поток раненых не уменьшался. Под его напором, вероятно, рухнула бы любая плотина, а медики держались. Они валились с ног, на ходу засыпали, но делали свое дело, потому что знали: от их действий зависит жизнь людей. Сейчас уже отошла, потеряла остроту радость по поводу наступления, по поводу своего участия в этом великом событии. Все притупилось, и все отступило, лишь долг, человеческий долг, руководил теми, кто был в белых халатах, — врачами, сестрами, санитарами.

Для шоковых, лежачих и ослабленных пришлось развернуть вторую палатку. Сафронов не удержался, отгородил часть палатки, поставил стол и занялся обработкой легкораненых. На душе как-то сразу стало спокойнее. Он успевал приглядеть за прибывающими, отсортировать их и пропустить пять-шесть через свои руки. Ему помогала Стома. Теперь обе сестры трудились без отдыха. Стома командовала во второй палатке.

— Это что еще за самодеятельность? — послышался властный голос.

Сафронов обернулся и увидел корпусного врача.

— Решил помочь.

— Отставить. Отправить. Сафронов привык подчиняться.

— Есть... Но... Разрешите?

— Ничего не разрешаю. Я разгрузил бригады и полки. И вы не задерживайте. Сейчас порожняк придет. Готовьте людей к эвакуации.

Он вскинул руку, точно поприветствовал, и вышел.

«Наверное, ему виднее, — подумал Сафронов. — Только как же необработанных? Записать ради галочки? Дескать, столько-то через нас прошло?.. А что делать? С начальством не спорят».

Послышались урчание машины и ругань людей.

«Ну что они там?» Сафронов неохотно вылез из палатки. Полежать бы, присесть бы. Но он чувствовал: присядет — не встанет, приляжет — тотчас уснет.

У подошедшей машины Трофимов переругивался с неизвестным фельдшером, младшим лейтенантом. Рядом с Трофимовым стоял весь обмякший Лепик.

— Не нашего соединения, — завидев Сафронова, начал докладывать Трофимов. — Я объясняю, они...

— А где Цупа? — спросил Сафронов, потому что последнее время его не беспокоили по поводу отбора «своих» и «чужих». Этим прекрасно занимался задержанный им сержант Цупа.

Трофимов пожал плечами. А Лепик ответил:

— Стал быть, убег. В свою часть, стал быть.

«Убег, — устало про себя повторил Сафронов. — Тебя бы вот убечь надо».

— Не принимаем. — Он повернулся к младшему лейтенанту и вдруг, неожиданно даже для себя, перешел на фальцет: — Выполняйте приказание!

Младший лейтенант козырнул и, бурча себе под нос, полез в кабину.

— Постойте, — остановил Сафронов, устыдясь своей внезапной вспышки. — А лежачие есть?

— Со жгутом один.

— Вот его снимайте, а с остальными в свой медсанбат или в госпиталь.

Он медленно повернулся и пошел от машины. И тут увидел у входа в палатку Любу, её удивленные глаза.

«Это реакция на мой крик. Действительно... нервы». Сафронов хотел сказать что-нибудь извиняющее, шутливое, но заметил, что у сестры идет кровь носом. Она стекает по губам, по подбородку прямо на халат, а Люба не замечает этого.

— Ну-ка, ну-ка, — сказал Сафронов. — Полежите лицом вверх.

Люба поморщилась, словно хотела улыбнуться и не смогла, достала марлевую салфетку, утерла лицо.

— Бывает.

— Нет, нет, полежите.

— Пустяк. Затампонирую ватой, и все.

И она скрылась в палатке.

«Они все устали. Все валятся с ног. Надо что-то придумать».

Сафронов углублялся в лес, думая свою думу, и чуть было не наткнулся на чьи-то ноги, торчащие из кустов.

— У-у, черт!

Перед ним вырос его санитар — Супрун. От неожиданности оба стояли и смотрели друг на друга молча.

«А ведь поначалу так старался, столько энергии было», — подумал Сафронов и не в укор санитару, а просто потому, что нужно было что-то сказать, произнес:

— А как же они там? — Он кивнул, будто за плечом была передовая, хотя передовая находилась совсем в другом направлении.

— Да уж лучше в бой, — вяло ответил санитар и, не дожидаясь указаний капитана, козырнул и направился к Галкину, сопровождавшему двух прихрамывающих раненых в перевязочную.

Теперь перед Сафроновым стояла одна задача — выдержать. Самому не свалиться и подчиненным не дать упасть. Если хоть кто-то выйдет из строя, раненые окажутся беспомощными, их некому будет ни принимать, ни поить, ни кормить, ни вовремя доставлять хирургам. Вся сложность состояла в том, что сейчас все были нужны, и он не мог ни сам отдохнуть, ни дать час отдыха хотя бы одному из своих подчиненных.

— Кубышкин! — напрягая все силы, крикнул Сафронов.

Фельдшер долго не появлялся, затем высунул голову из тамбура, огляделся, точно попал в темноту и не видел, кто его кличет, наконец, разобрался, вышел и медленно на своих кривых ногах приблизился к Сафронову.

— Вот что, — произнес Сафронов. — Там, кажется, шоколад трофейный достали. И еще чаю самого крепкого... Ты попроси: Ты скажи: люди, мол, падают от усталости.

Кубышкин передернулся и двинулся бочком от Сафронова.