И бегом навстречу крупному и рослому человеку, шагающему впереди свиты.
— Товарищ гвардии генерал...
— Что это еще за батальон? — прервал генерал. Сафронов объяснил старательно и четко, понимая, что от его объяснения зависит существование батальона. Генерал остался доволен докладом, но заметил:
— Только не надо называть батальоном, а то командующий узнает — мне голову снесет, скажет: резервы скрываю. Называйте: команда выздоравливающих.
— Слушаюсь, — ответил Сафронов и тут заметил вблизи генерала корпусного врача.
Генерал осмотрел землянки, палатку и никаких замечаний не сделал.
«В порядке, в порядке, — радовался Сафронов. — Теперь-то мы живем окончательно».
А в обед перед палаткой взвыл «виллис», из машины вышел шофер корпусного врача:
— Товарищ гвардии подполковник приказал стул забрать.
— Как это? — не понял Сафронов.
— Ну, стул, — повторил шофер.
Сафронов переглянулся со Штукиным, который как раз заскочил к нему в свободную минуту.
— Вероятно, у корпусного плохой стул, — заметил Штукин.
Сестры фыркнули, а шофер переступил с ноги на ногу, не понимая причины смеха.
— Берите, — сказал Сафронов, поднимаясь со своего трона.
После обеда прибежал посыльный из штаба;
— Срочно строем к палатке замполита.
Сафронов построил подчиненных по тревоге, привел, доложил НШ. Оказалось, ничего особенного, Артисты прибыли. Концерт будет.
«НШ в своем стиле», — подумал Сафронов и не осудил Царапкина. С того, ночного боя он не мог осуждать его действий.
Начался концерт. Из палатки замполита появился восточного типа немолодой человек с большим барабаном в руках и принялся постукивать по нему пальцами, как палочками.
— Э-э-э-э-э-э-э-э, — затянул он на одной ноте. И вдруг как грохнет:
Это было неожиданно и резко, как выстрел.
Слушатели ответили гомерическим хохотом и аплодисментами.
Другие номера встречали тоже хорошо. Но этот запомнили, он взбодрил людей и придал им силы, «Надо ж как выдал! Бей, значит, барабан, по башке фашистской».
После концерта Сафронов подал знак командирам рот, Тотчас послышались команды:
— Первая рота, становись!
— Вторая рота, становись!
Сафронов ловил на себе одобрительные взгляды товарищей. Подошли его санитары, окружили улыбками.
— А мы на вас все любуемся, — высказался Галкин. — Вот, мол, какой наш гвардии...
— С правильной точки, — поспешил на помощь Супрун. Радостное состояние Сафронова не проходило. С ним он и лег спать. День прошел напряженный, пестрый. Сафронов скоро уснул.
В полночь прибежал посыльный:
— Срочно в штаб.
Сафронов на этот раз ругнул НШ за его хроническую привычку. Но делать было нечего — вызов есть вызов. Пришлось идти.
Из штабной палатки доносились два голоса. Разговаривали громко и запальчиво, видимо, спорили.
— Не понимаю смысла.
— Что, боязно?
— Нет, не боюсь. Я и под обстрелом, и в окружении работал. Но то вынужденно, а здесь...
— А здесь мы приближаем помощь.
— Какую?
— Какую положено. Там есть немецкие блиндажи, землянки, капониры.
— Но это ж плацдарм. Пятачок.
— Но там наш корпус, А эвакуация через реку возможна только ночью.
— Ну, не знаю.
— Беру на себя. Я вас всегда поддерживал.
Сафронов удивился и насторожился. Подойдя ближе, он узнал голоса. Спорили корпусной и ведущий.
С недобрым чувством Сафронов вошёл в палатку и доложил о прибытии. В палатке он заметил комбата, Чернышева, замполита и НШ. На его доклад отозвался корпусной:
— Свертывайте ваше учреждение. Начальство не одобрило затею. Она не для нас.
— Но... разрешите... — растерянно произнес Сафронов.
— Я сказал — не для нас, — оборвал корпусной. — Мы сейчас слишком быстро двигаемся, и в настоящее время… В общем, явитесь во взвод. Предстоит тяжелая операция.
— Как же так? — не удержался Сафронов.
— Приказание, кхе-кхе, не обсуждают, — осторожно вмешался замполит.
— Вот именно, — подхватил корпусной.
— Но капитан Сафронов, кхе-кхе, проявил организаторские способности...
— Разберемся, — сказал корпусной.
— Нет, кхе-кхе, — необычно настойчиво произнес замполит, — Это нужно сделать сейчас.
— Я поддерживаю, — вставил Лыков-старший.
— Разберемся, — более уступчиво повторил корпусной. — Каждый получит свое и даже более того. — Он хихикнул своей остроте, но, встретив суровые взгляды присутствующих, закончил строго, почти сердито: — Приказание ясно? Выполняйте.
44
Выехали они на рассвете, с первыми лучами солнца. Люди недоспали и потому тотчас, как только очутились в машинах, задремали. Сафронов тоже закрыл глаза, но ему не спалось. За работой, за суетой было не до переживаний. А вот сейчас мысли и чувства одолевали его. Все, что произошло, потрясло Сафронова. «Ну, скорость. Ну, наступление. Ну, лишние непредвиденные заботы. Но польза очевидна. Без этих «лишних забот» соединение теряет обстрелянных бойцов... А впрочем, приказ в армии не обсуждают», — одернул он сам себя, но от этого легче на душе не стало.