— Вы смотрите тут, не наделайте глупостей, — уходя сказал лейтенант.
— Больно ты, Копейкин, горяч, — осуждающе сказал сержант Фролов, как только Шевченко вышел.
— А как они с нашими обращаются? — бросил с нар Копейкин. — Че, газет не читаете? Утроба моя не переносит их!
— Они?! Они — фашисты, изверги, — сказал сержант. А ты красноармеец, звездочку носишь.
Все примолкли. Замолчал и Иван Копейкин. Поезд тронулся. Уже на ходу в теплушку вскочил командир взвода. И тоже молчит. Только звонко лязгали железные буфера, да поскрипывала вагонная обшивка. Дрожал на гвозде фонарь «летучая мышь».
В полночь боец Титов разбудил лейтенанта:
— Товарищ лейтенант, мы в Москве.
— Как в Москве?!
— Сейчас обходчик сказал, что мы на окружной Москвы. Еще сказал, что вчера был военный парад на Красной площади.
— Как парад?! — У Павла радостно забилось сердце, — Парад! Парад наших войск на Красной площади! Значит, есть еще силы!
Если бы кто другой сказал, он бы не поверил, а то Титов. Серьезный человек. Да и железнодорожник врать не станет. Не такое сейчас время.
«Военный парад на Красной площади, — рассуждал Шевченко. — Парад! Как в мирное время! Прилив невиданной энергии он даст нашему пароду. С каким облегчением вздохнут советские люди на оккупированной территории: «Москва наша!» О параде в Москве заговорит весь мир. У порабощенных народов Европы укрепится вера в нашу победу, в силу, способную уничтожить немецких захватчиков. Они смотрят на нас, как на своих освободителей.
А может, задумаются и японцы: стоит ли нападать на нашу страну? Может, остепенятся те же белофинны, которые день и ночь обстреливают Ленинград? Москва стоит и будет стоять! »
— Товарищи, Москва!
Эти слова были словно гром. И сказаны они были вроде тихо.
— Как Москва?! Где Москва?!
— Приехали.
— Я же говорил, шо в самую Москву едем!
— А почему же не стреляют?
— Еще услышишь!
— Ночь же. Немцы ночью отдыхают.
— Если бы отдыхали — где-то под Минском были бы. А то у стен Москвы, — отозвался Судаков.
Вот так, на четвертые сутки и Москва. Экспресс. По зеленой.
— Товарищи! — обратился лейтенант,— Железнодорожник сообщил, что вчера был военный парад на Красной площади!
— Вот это да! — удивился Копейкин. — Война идет, а на Красной площади парад! Ну, теперь двинем! Помянете мое слово, двинем!
— Ты уже хотел двинуть! Сам бы под трибунал попал и лейтенанта туда бы потянул.
— Да я бы не стрелял, по морде с удовольствием бы съездил, и все.
— А не сбрехнул железнодорожник?! — усомнился Судаков, — Что-то не то, немец под Москвой — и парад.
— А чего ему понапраслину-то говорить. Это, братцы, здорово! Москва держится!
— Приоткрыли дверь. Эшелон двигался медленно. Вокруг серая темнота. Проскочили лесок. Поезд все убавлял и убавлял скорость и, наконец, остановился. Никаких станционных построек не было. Вокруг бело от снега.
— Погодка, — сказал Титов. — Рано в этом году снег лег. Не иначе, как на урожай.
— Да, снег — это урожай, хлеб.
— Кто отсеялся, а кому собирать, — голос Кукольника.
— Командира эвакотранспортного взвода к начальнику эшелона! — прокричал запыхавшийся связной.
У начальника эшелона, интенданта второго ранга, собралось уже много командиров. Был там и Травинский. Поздоровались. Шевченко представился начальнику эшелона.
— Хорошо, — ответил интендант второго ранга.
Ждали остальных. Последним прибыл командир химроты. Старшему лейтенанту было под пятьдесят. Шапка набекрень, но интендант второго ранга не сделал ему замечания.
— Товарищи командиры! Мы у Москвы! Еще хочу сообщить радостную весть: вчера состоялся парад!
«Значит, правду сказал Титов, — обрадовался Шевченко, — А я взял его сообщение под сомнение. Впрочем, верил и не верил. Но сейчас это сказано официально. Выехали бы на несколько дней раньше, как раз на парад бы поспели».
— В любой момент может быть подана команда на разгрузку, — сказал начальник эшелона. — На наше счастье стоит пасмурная погода. Облачность. Наш второй эшелон немцы крепко поклевали. И машины подготовьте так, чтобы за пять-шесть минут сошли с платформы.
— Товарищ интендант второго ранга, — обратился Шевченко. — Для заправки машин потребуется вода. Кипяток. Машины остыли. За десять минут их не заведешь.
— За пять минут заведешь, лейтенант! — повысил голос интендант второго ранга. — На фронт приехали, лейтенант!
Комбат Травинский молчал. Горяинов дернул за руку Шевченко — мол, стоит ли спорить.
— Машину в такую стужу завести трудно, на это время нужно.
— Вам что-то непонятно, лейтенант? Комбат Травинский!
— Ясно! — ответил Шевченко. — Будем готовиться к разгрузке!
— Вы уже должны быть готовы к разгрузке! Все. Можете идти! И не забудьте рассказать бойцам о параде.
— Интендант прав, — сказал Горяинов, когда они выскочили из теплушки начальника эшелона. — Ты смотри в оба.
— Но машины же это... Не лошади.
— Не лошади, не лошади! Вот потом и докажешь, что не лошади. У интенданта такое понятие: открыл дверцу, нажал стартер — и пошла автомашина.
— Их теперь только факелами и разогреешь.
— За факел тебя расстреляют.
— Это точно...
Шевченко зашел в теплушку, сказал: