Медсанбат

Ночью Шевченко дважды проверял охрану: все бойцы несли службу бдительно. Утром, прежде чем умыться, он направился за полотенцем в сарай. Только вошел туда, как заметил, что чемодан, который там оставил, продавлен. «Неужели фотоаппарат корова раздавила?» — испугался Павел. Нет, фотоаппарат в порядке. Рисунок, что подарила Шубина, помялся.

— Ах ты, рыжая, — ласково сказал Павел, подходя к корове.

Буренка перестала жевать, подняла голову.

— Ну как же ты посмела?

Корова повернула голову, уставила на него большие оловянные глаза. Павел погладил ей шею, лоб.

— Не сержусь, не ругаю. Правильно сделала — нечего на фронт с чемоданом тащиться. Придется у старшины Комаревича просить вещмешок.

Корова потянулась к его руке шершавыми губами. Он же достал кусок сухаря из кармана, подал ей. Буренка отозвалась благодарным мычанием.

5

Движение частей по улице Андреевки не прекращалось. Шум прибойными волнами забивался и в избу. Ушли артиллеристы, химики, связисты — все туда, где не прекращается бой, где стонет земля. Медсанбат разместился свободнее. Шевченко и сержант Фролов рано утром перешли в просторный пятистенный дом.

Хозяйка приняла их радушно. Не успели они привет вещи, как она пригласила к столу:

— Садитесь, будем завтракать.

— Спасибо, мы еще не умывались.

Скрипнула входная дверь, впустила девушку лет семнадцати-восемнадцати. Поздоровалась.

Когда пошли умываться, она бросилась с ковшиком к ним:

— Дайте я полью.

— Спасибо, мы сами.

— Нет, нет…

— Ну, лейте, — тихо и смущенно сказал Шевченко.

— Ядреная девка, — шепнул Фролов, как только она скрылась за дверью. — Был бы помоложе, непременно посватался.

— Не дури, ты же женатый!

— У меня жена бездетная. А эта бы целую дюжину детишек нарожала. Страсть люблю детишек. Сами же говорили, что курице снится просо, а девке — парубок.

— Таких женихов, как ты, здесь сейчас хоть пруд пруди. А уйдут — и название села забудут.

— Ольга, собирай на стол, — услышали они голос хозяйки.

Девушка скрылась за дверью и тут же принеслась в подойнике парного молока, миску соленых огурцов.

Шевченко и Фролов нет-нет, да и поглядывали на неё.

— Я сейчас накормлю вас щами и хлебом ржаным, домашним. Садитесь.

Поставила на стол глиняные дымящиеся миски и разложила деревянные ложки.

Фролов тоже выложил свои запасы, достал ложку. Появилась и бутылка. Сержант уже было подставил кружку…

— Нет-нет. Нам еще на службу, — запротестовал Шевченко.

— Ну пущай, тогда вечером, — согласилась хозяйка.

Поели плотно. Фролов крякнул, не спеша, старательно облизал ложку, сунул ее за голенище валенка.

Вечером ужинали вместе. Все выпили. Хозяйка сразу как-то опьянела. Щеки у нее зарделись, она заулыбалась.

— Лейтенант, нравится тебе моя дочка? — не выпуская из рук рюмку, выщербленную у края, спросила хозяйка.

— Мама!

— Только честно, — не обратив внимания на дочкин возглас, продолжала хозяйка. — Может, еще и зятем будешь. Девка у меня как ягодка!

Павла бросило в жар, и он как-то не нашелся, что ответить, его выручил Фролов:

— Хороша девка, да и парень — что надо, холостой, неженатый. А что, и союз может получиться!

— За кого-нибудь мы еще и не отдадим, — улыбнулась хозяйка.

— Мама, ну что вы говорите?!

Ольга бежит к печи, приносит глазунью.

— Кушайте, еще наголодаетесь, — приглашает хозяйка.

«За такого можно Ольгу отдать. Парень, кажется, степенный, толковый, порядочный и, что говорить, красивый, — рассуждает про себя Дарья. — Да и дочка хороша, и телом ладная, и лицо — кровь с молоком, и брови как нарисованные. Не дай бог, придут немцы, такую не упрячешь. Изнасилуют, да еще и расстреляют или на каторгу в Германию увезут. Нельзя, чтобы ее красота досталась врагу. А так замужняя будет, даст бог, затяжелеет. Не вернется с войны Павлуша? Зато ребеночек продлит жизнь его».

Перевели разговор на прошлое, словно это было давным-давно, а ведь всего полгода, как кончилась эта довоенная жизнь.

— Спасибо, хозяюшка, — первым поднялся Фролов. — Я пойду во взвод, заодно проверю и охрану машин.

— Спасибо за гостеприимство, — сказал Павел. — Вы принимаете нас, как дорогих гостей.

— А вы лучше всяких гостей, защитники наши...

Фролов быстро оделся, засунул рукавицы в карманы.

Однажды ночью кто-то тихо подошел к постели Павла. Хозяйка! Павел включил фонарик, который вместе с пистолетом лежал у него под подушкой.

— Ой! — вскрикнула Ольга.

— Ты чего здесь?! — Павел поднялся на локтях.

— Пришла сказать, что мама хочет, чтобы мы поженились.

— А я тебе нравлюсь?

— Нравитесь маме и мне. Да не только в этом дело...

— А в чем же?

— В чем... — Помолчала. — Если немцы придут, то я буду замужняя. А замужних, говорят, они в Германию не отправляют. Можно присесть на кровати? — Не дожидаясь ответа, она опустилась на краешек.

— Ты это серьезно? — приходя в себя, спросил Павел.

— А я разве вам не нравлюсь? Мы не просто так... Зарегистрируемся, свадьбу справим. У нас все есть.

— Ты же меня совсем не знаешь... И война. А вдруг меня убьют?

— Ну что ж, что война. Не всех же убивают. А забудете дорогу в Андреевку — тоже не взыщу. Значит, такая судьба...

— Тише, Оля, сейчас сержант вернется.