Медсестра

— Надо бы вам в прокуратуре экспертизу провести... психиатрическую! — робко подсказал следователю Конюхов, когда тот зашел к нему проститься и попросить машину на обратную дорогу. — Парень пришел с войны, вот крыша-то и поехала!

— Проведем, — кивнул следователь.

Он был молодой, пришедший на работу в прокуратуру только что, после окончания университета.

— Только не псих Грабов, это и без экспертизы видно. И крыша у него не поехала. Вседозволенность, распущенность, великого героя из парня сделали! Но меня другое беспокоит: как же так, все знали, и никто даже пальцем не шевелил, чтобы убийство это и нечаянную смерть другого человека предотвратить?! — зло усмехнулся следователь. — Один Дмитрий Дмитриевич Семушкин бегал по Заонежью и пытался остановить одну поехавшую крышу! И ведь вам он тоже звонил, господин Конюхов. И майору Маркоте. Вот уж кто был просто обязан отреагировать на столь важный сигнал! А все лишь посмеялась. Как же так?

— Да ведь всерьез-то никто не поверил! -воскликнул глава администраций. Бригадир, орденоносец

и вдруг кого-то убить задумал?! Как говорят, бред собачий!

— Так ведь не школьник звонил, а уважаемый всеми человек! Почему бы не прислушаться? — не унимался прокурор. — Если б прислушались, не было бы этой беды! Говорят, способный хирург был. Вон пилорамщику Матвееву руку пришил...

— Да, способный, — согласился Конюхов.

— Три семьи стали несчастны.

— Какие три? — не понял Конюхов.

— Родительские семьи Грабова, Кузовлева и его собственная семья. Как бы то ни было, Алена Васильевна Нежнова осталась вдовой...

— Ну она пока жена Грабова, — нахмурился Конюхов.

— Нежнова подала на развод. И думаю, ее просьбу удовлетворят.

Следователь уехал. Медицинская экспертиза признала Грабова вменяемым, а суд вынес ему пожизненное заключение, не найдя никаких смягчающих обстоятельств. На суде Петр не раскаялся, а в своем последнем слове сказал, что нисколько не жалеет о содеянном и, повторись все, он бы поступил так же. Это нежелание покаяться да еще уверенность в собственной правоте и рассердили судей, которые единогласно вынерли свой жесткий вердикт: пожизненное.

Алена на суде не была. Получив развод, она продала материнский дом и уехала к тетке Глафире в Мытищи, под Москву. С Заонежьем ее ничто больше не связывало.

6

Сразу вспомнились те страшные дни, когда она сразу потеряла и мать, и Кузовлева, по которому на похоронах убивалась как по любимому мужу. И вот

второй, еще более страшный удар, точно судьба только и поджидала тот миг, когда Алена почувствовала себя наконец счастливой.

В первую секунду она в смерть Мишеля даже не поверила. Еще час назад ее муж был здоров, ни на что не жаловался, отчего же мог умереть? Она подняла его безжизненную руку, уронила, та упала как плеть. Она еще минуту ждала, что ее супруг вдруг откроет глаза, улыбнется и скажет: «Я пошутил». Убедившись, что Мишель бесповоротно мертв, Алена позвонила в полицию. Через полчаса приехал уставший инспектор с мешками под глазами в сопровождении двух экспертов. Последние молча обследовали спальню, сняли отпечатки пальцев. Инспектора по уголовным делам звали Луи Жардйне. Он допросил Алену, потом спустился на кухню к Колетт, заглянул к Виктору, которого давно и хорошо знал, после чего вернулся на виллу «Гранд этуаль».

— Я сожалею, но тело вашего мужа, мадам Лакомб, мне придется забрать, чтобы произвести вскрытие, поскольку у нас есть подозрение на убийство, — сухо доложил инспектор. — Я уже вызвал карету «скорой помощи».

— Убийство? — испугалась Алена. - Какое убийство?!

— Я говорю «подозрение на убийство», мадам! Большего, пока не будут готовы анализы и не произведено вскрытие, вам сам Эркюль Пуаро не скажет. Возможно, мне придется еще раз навестить вас и задать дополнительные вопросы.

— Но я ничего не знаю!

— Мадам, нам всегда кажется поначалу, что мы ничего не знаем, в то время как знаем все! — Жардине, позволив себе снисходительно улыбнуться приподнял. служебную каскетку и отдал поклон: — Моё почтение, мадам! Я позвоню!

Он уже открывал дверь, как вдруг Алена вскрикнула:

— Мсье, подождите, атанде! Я вспомнила! Утром на снежной дорожке перед крыльцом я увидела три пары следов!

— И что? — не понял инспектор.

— Как — что?! Утром к нашему крыльцу обычно подходят лишь два человека: Стефан-молочник, который приносит молоко и сливки, и повариха Колетт. И в то утро больше никто к дому не подходил, но я видела третью пару следов. Понимаете?! Третью пару следов! Значит, был кто-то третий!

Жардине кивнул, взглянул на окно, исчерканное полосками дождя. Оглянулась и Алена. Подбежала к окну, глянула вниз, на расплывшуюся от воды и грязи дорожку, ведущую к парадному крыльцу, на которой уже не было никаких следов.

— Весьма сожалею, мадам, что погода стерла столь важную для нас улику, — не без язвительной улыбки проговорил инспектор, снова поклонился и вышел.

«Кретин! — взвилась в ярости Алена. — Какой кретин!»

Она спустилась вниз, налила себе коньяка, хотела выпить залпом, но поперхнулась, долго кашляла, с трудом отдышалась, села за стол и расплакалась.