Медсестра

Посидев на холодной земле, Алена с трудом поднялась, разогнулась, но в глазах замелькали серые мушки, голова закружилась, и она снова упала, на этот раз потеряв минут на пять сознание. Открыла глаза оттого, что ее кто-то обнюхивал. Она увидела собачьи глаза, но собака была сытая и даже не заурчала от недовольства.

Брезжил рассвет, ей надо поспешить, а она не

может подняться. Стоит ей присесть, как начинает кружиться голова и ее магнитом тянет к земле. От такой жуткой, беспомощной слабости Алена даже заплакала. Видимо, и тюрьма, и последние трое суток стрессов и голодания ее доконали.

Она оглянулась: дом возвышался на пригорке метрах в десяти от нее. Вот-вот эти стервятники проснутся, обнаружат ее исчезновение и бросятся в погоню.

А уж с рассветом они без труда обнаружат беглянку и засунут обратно в погреб, крысы же ей не простят смерти одной из них, и месть их будет страшна.

Алена вдруг подумала, что человеку вовсе не безразлично, как он умрет. Вот она бы не хотела быть съеденной крысами. Согласна на любую другую смерть, готова сама себе вены перерезать, броситься с камнем на шее в омут, но только не крысы. Надо объявить об этом стервятникам. Если уж им нужна ее гибель, то она сама выберет, как ей умереть. В мытищинскую больницу часто привозили девчонок, пытавшихся резать себе вены. Одну из таких сумасшедших они еле откачали, и она рассказывала, что когда вытекает кровь, то умирающий испытывает даже легкую эйфорию, кружится голова, и его точно уносит за облака. Вот она так и сделает. Прямо при них.

Мадам Лакомб снова попыталась подняться, но, едва выпрямилась, опять упала, на этот раз до крови рассадив коленку. Силы окончательно покинули ее, и судьба решила поставить на ней крест. А может быть, мстит за нелепую смерть Кузовлева. Не уйди она к нему, он бы жил и приносил добро людям. Нет, ей захотелось испытать судьбу, заставить ее покориться. В итоге Стасик давно на том свете, вслед за ним отправился и Мишель — такая же голубиная душа, и всему виной она. Вот судьба и торопится свести с ней счеты, дабы избежать очередной напрасной жертвы.

Но надо бороться из последних сил. Если Алена

не может подняться, то надо ползти. И она поползла, обдирая в кровь коленки и оставляя за собой кровавый пунктир. Время от времени оглядывалась назад, но дом почти не отдалялся, так медленно она продвигалась. Ей бы доползти до леса, а там свернуть с дороги, забраться в чащу, быть может, сыщется съедобный гриб или какие-нибудь ягоды. Кто-то ей говорил, что в некоторых странах едят жуков, и это считается даже деликатесом. Ах да, . Мишель рассказывал.

Когда солнце показалось над краем горизонта, Алена остановилась и несколько секунд любовалась восходом. Он был так красив, что она расплакалась. Передохнув, поползла дальше, но адская боль в коленках заставила ее остановиться. Беглянка поднялась и попыталась удержаться на ногах. И ей это удалось. Она знала: стоит выдержать одно мгновение, и голова перестанет кружиться. Главное — не торопиться и добраться до леса, он ее укроет. Мадам Лaкомб осторожно сделала шаг, потом второй и так двинулась дальше, по шажкам, изредка взмахивая руками, потому что ноги подгибались и тело плохо ее слушалось, словно она шла по скользкому гимнастическому бревну. Четвертый, пятый, шестой. Она не падала,- с великим трудом одолевая метр за метром, останавливаясь, чтобы отдышаться. Одышка, как у гипертоника.

До лесной кромки оставалось метров семь-восемь. Там можно идти, хватаясь за деревья. Они ее и спрячут. Или отлежаться в сухом валежнике. Но прежде спуститься в низину, найти ручей, родник, речушку, напиться, смыть кровь с ног, поймать любого малька и съесть. Она и в Заонежье любила есть сырую корюшку. Это очень вкусно. Алена поест; и это прибавит ей сил. Тогда можно идти дальше. Она сильная, она выдержит.

Остановившись, оглянулась и увидела, как из дома выскочил охранник, застыл на крыльце и сразу ее обнаружил. Он замолотил руками по машине, заставляя проснуться напарника и пуститься в погоню. Мадам Лакомб заторопилась, сделала несколько шагов и, потеряв равновесие, упала на дорогу. Подняться уже не смогла и от бессилия заколотила руками по твердой, наезженной колее. Слезы потекли по ее щекам.

Через минуту примчались похитители, подняли ее, как пушинку, засунули в машину. Она не сопротивлялась. Они привезли ее обратно в дом, потащили к погребу, и она вдруг с неожиданной силой вывернулась из их лап, забилась в истерике на холодном полу, отползая подальше от погреба. Добралась до угла и там замерла. Охранники растерянно наблюдали за этими дикими движениями. Один из них решительно направился к ней, но второй его удержал:

— Да оставь ты ее, пусть сидит! Она мне всю руку расцарапала! Здесь хоть на виду.