Медуза

– Не смей говорить про мою мать! Она не монстр! – взревел он; стоило ему это сказать, как его голос тут же сорвался.

Я почувствовала, как моя вера в Персея ускользает, будто рыба – в плохо связанную сеть. Я ничего не сказала. Не стала снова оправдываться. Я подавила маленький сгусток страха, зародившийся где-то в животе. Эхо и Артемида заволновались. Я успокоила их, не отрывая взгляда от горизонта и фокусируясь на тепле в ступнях; а затем я услышала, как Персей отбежал от входа в пещеру – его шаги растворялись совсем в другой тишине. Я осталась одна.

Что я чувствовала в этот момент? Стено предложила испытать Персея, но на самом деле это было испытание для меня. Я увидела, как Персей потерпел неудачу. Это он не справился. Не сумел соединить две реальности, как сделала я; я жалела его, злилась на него, но при этом чувствовала облегчение. «Зато я теперь знаю, зачем он здесь, – мрачно рассуждала я, – потому что обещал привезти мою отрубленную голову».

Я одновременно впала в шок и испытала облегчение. Я больше не скрывалась в темноте. Персей не искал любовь или дружбу, не нуждался в юношеской одиссее по островам. Кровавая судьба и желание защитить свою мать заставили его скитаться по морям. И вот он, разочарованный и сломленный, бежал к своей лодке.

Но я по-прежнему надеялась. Мне не хотелось его потерять.

Я представила царя Полидекта, отправившего Персея в лодке к горизонту и предполагавшего, что больше никогда не увидит своего юного врага. Идеальный свадебный подарок, который король преподнес себе! Я представила Персея в гавани Серифоса, едва улучившего шанс попрощаться с матерью. И Данаю, которая молча обнимала сына и понимала, что слов недостаточно, чтобы защитить ее от приставаний короля. Подле ее сына я увидела гигантский меч со сверкающей рукояткой, Персея, поднимавшегося по трапу корабля, плачущую Дриану.

Я была измотана. Думая, что нахожусь в безопасности, я обошла входную арку по направлению к краю утеса, ожидая увидеть, как Персей распускает паруса и поднимает якорь, но ничего не увидела, кроме воды. Одна часть меня хотела спуститься к берегу и заставить Персея посмотреть на меня в моем змеином великолепии. Другая – этого не сделала. Мне не хотелось преследовать того, кто убежал. У меня были змеи и чувство собственного достоинства, и впервые в жизни я не видела между ними разницы.

Солнце садилось, скоро вернутся сестры. Пока сгущались сумерки, я гуляла по вершинам утеса, глядя на исчезающий горизонт. Наверное, мысль о людях из дальних стран, желавших заполучить мою голову в качестве трофея, приводила меня в шок. Честно говоря, что-то мне это напоминало.

Я не знала, что Персей собирается делать дальше, и это хуже всего. Но что ужаснее: если бы он навсегда покинул меня, отправившись в плавание, или предстал передо мной с поднятым мечом? Возможно, я бы обрадовалась своей смерти. По крайней мере, настал бы конец бесконечным проверкам и наказаниям и чувству дискомфорта в собственной шкуре. Смерть – бегство. Персей вернет свою мать, а я обрету покой. Наконец-то боги будут удовлетворены.

Но мне не хотелось умирать – я зашла так далеко не для того, чтобы просто умереть. Глубоко-глубоко в сердце я желала, чтобы Персей сделал то, о чем сказала Стено: увидел меня такой, какая я есть, – не мифом, не монстром, а восемнадцатилетней девушкой, которая отвратительно готовила рагу из осьминога и любила свою собаку. Мне хотелось, чтобы Персей не боялся любить меня. Я пыталась выкинуть предупреждение Афины из головы. Если бы Персей полюбил меня, я тоже научилась бы любить себя, но Афина боялась этого.

В ту ночь Персей не пришел в мою пещеру, но и не покинул остров. Я еще долго наблюдала за мысом, когда наш вечерний костер потух, а Стено, Эвриала и Аргентус крепко уснули. Я караулила, стоя на краю обрыва с поднятым в руке факелом. Внизу не было никакого движения: я оказалась часовым, которому нечего охранять.

На следующее утро я долго просыпалась, но встала отдохнувшей. Спала на удивление хорошо: никаких снов, только тяжелое забвение, полнейшее истощение. Когда я открыла глаза, солнце стояло уже высоко за входом в пещеру, моих сестер не было видно. Вероятно, они заметили, как я погрузилась в собственные мысли прошлой ночью, и решили оставить меня в покое. Я знала, что Стено не рассказала Эвриале про Персея, иначе Эвриала взорвалась бы от ярости. Сейчас мой секрет был в безопасности, но что-то внутри подсказывало мне, что ненадолго.

Естественно, я оказалась права. Нужно всегда прислушиваться к своей интуиции.

Я умывалась, когда услышала, как Персей шумит у скалы. Вышла посмотреть и увидела, что он надел те самые шлем и сандалии, в руки взял меч и щит. Он возвращался ко мне, вооруженный для битвы. Легче ли любить, если один прекратит свое существование? Легче сохранить фантазию, чем реальность, одетую, чтобы убить тебя.

Я незаметно наблюдала, как Персей шел по вершине утеса. Мой пульс зашкаливал в венах, змеи напряглись. Походка Персея была целеустремленной, голова – опущена: он не хотел видеть ничего, что ассоциировалось бы с этим днем.