Медведь и Соловей

Казалось, его глаза буравят ей череп. Она прикусила язык и выдержала его взгляд.

– Ну что ж: рад встрече, – сказал зимний дух. Он отпустил ее руку и отступил на шаг. Из его голубых глаз летели искры. Васе показалось, что она прочла на его лице торжество. – А теперь еще раз скажи мне, Василиса Петровна, – добавил он чуть насмешливо, – с чего это ты бродишь по черному лесу. Это – мой час. Мой и только мой.

– Меня на рассвете должны были отправить в монастырь, – объяснила Вася. – Но мачеха сказала, что я смогу не ехать, если привезу ей белых весенних цветов – подснежников.

Дух зимы удивленно посмотрел на нее, а потом захохотал. Вася бросила на него изумленный взгляд и добавила:

– Мужики пытались меня остановить. Но я вырвалась. Убежала в лес. Я так испугалась, что ни о чем думать не могла. Я хотела повернуть обратно, но заблудилась. Увидела корявый дуб. А потом услышала шаги.

– Глупо, – сухо проговорил Морозко. – В этих лесах моя власть не единственная. Тебе не следовало уходить из дома.

– Мне пришлось, – откликнулась Вася. В глазах у нее замелькали темные мушки. Краткий прилив сил заканчивался. – Меня собирались отправить в монастырь! Я решила, что лучше замерзну в сугробе. – По ее телу пробежала дрожь. – Ну, это было до того, как я начала замерзать на снегу. Это больно.

– Да, – подтвердил он. – Больно.

– Мертвецы выходят из могил, – прошептала Вася. – Если я уеду, домовой исчезнет. Если меня отошлют, то все мои родные умрут. Я не знаю, что делать.

Морозко молчал.

– Мне надо домой, – выдавила Вася. – Но я не знаю, где он.

Белая кобылица топнула ногой и тряхнула гривой. У Васи внезапно подломились ноги, словно у новорожденного жеребенка.

– К востоку от солнца, к западу от луны, – ответил Морозко. – За соседним деревом.

Вася ничего не сказала. У нее опустились веки.

– Ну, тогда идем, – добавил Морозко. – Здесь холодно.

Он поймал начавшую было заваливаться Васю. Они остановились рядом с тесно стоящими старыми елями, сцепившимися ветвями. Он подхватил девушку на руки. Голова и рука у нее бессильно свесились, сердце билось слабо.

«Мы еле успели», – сказала кобылица своему всаднику, выдувая в лицо девушки облако парящего дыхания.

– Да, – согласился Морозко. – Она сильнее, чем я мог надеяться. Другая умерла бы.

Кобылица фыркнула.

«Тебе не было нужды ее испытывать. Медведь это уже сделал. Еще миг – и он добрался бы до нее первым».

– Ну, этого не случилось, и нам надо радоваться.

«Ты ей расскажешь?» – спросила кобылица.

– Все? – уточнил хозяин зимы. – Про медведей, колдунов, чары, созданные из сапфира, и морского царя? Нет, конечно. Я расскажу ей как можно меньше. И буду надеяться, что этого хватит.

Кобылица тряхнула гривой и прижала уши, но Морозко этого не заметил. Он шагнул в ельник с девушкой на руках. Кобыла протяжно выдохнула и пошла следом.

Часть III

23. Дом, которого нигде не было

Спустя несколько часов открывшая глаза Вася обнаружила, что лежит на чудеснейшей кровати. Одеяло было из белой шерсти, теплое и мягкое как снег. По переплетениям нитей скользили бледно-голубые и желтые отсветы, похожие на солнечный январский день. Спинки кровати и опоры балдахина были украшены резьбой так, чтобы напоминать стволы живых деревьев, а накрывал ее громадный шатер из ветвей.

Вася попыталась понять, где находится. Последнее, что она помнила, были цветы: она искала цветы. Почему? Сейчас ведь декабрь! Однако цветы найти было нужно.

Задыхаясь, Вася села, путаясь в сугробах одеяла.

Увидев комнату, она упала обратно, задрожав.

Комната… Ну, если кровать была великолепная, то комната была просто странная. Васе даже показалось, будто она лежит среди громадных деревьев. Высоко над ней был бледный небосвод. Однако уже в следующее мгновение она оказалась в помещении – в деревянном доме, потолок которого был выкрашен в светлый небесно-голубой цвет. Однако она не могла понять, которая из картин истинная, а от попытки разобраться у нее закружилась голова.

Тогда Вася уткнулась лицом в одеяло и решила, что снова заснет. Наверняка она проснется дома, и подошедшая Дуня спросит, не привиделся ли ей дурной сон. Нет… все не так: Дуня умерла. Дуня бродит по лесу, закутанная в саван, в котором ее похоронили.

Мысли у Васи метались. Она никак не могла вспомнить… а потом вспомнила. Мужики, священник, монастырь. Снег, Морозко, его пальцы на ее шее, холод, белая кобылица. Он собирался ее убить. Он спас ей жизнь.

Василиса снова попыталась сесть, но смогла только подняться на колени. Как она ни щурилась, ей не удавалось заставить комнату застыть неподвижно. Наконец она закрыла глаза и обнаружила край кровати, свалившись с нее. Плечом она ударилась об пол. Ей показалось, что она чувствует легкое прикосновение влаги, словно рухнула в сугроб. Но… нет, теперь пол стал гладким и теплым, как хорошо оструганные доски рядом с печью. Кто-то снял с нее валенки и чулки. Она отморозила ноги: пальцы на них были белыми и обескровленными.