Медведь и Соловей

– Не понимаю.

– Ничто не меняется, Вася. Вещи или есть или их нет. А волшебство состоит в том, чтобы забыть, что что-то было не тем, чем ты пожелала.

– Все равно не понимаю.

– Это не значит, что ты не можешь научиться.

– По-моему, вы надо мной шутите.

– Думай, как хочешь, – сказал Морозко, однако при этом он улыбнулся.

Тем вечером, когда еда кончилась и поленья прогорели, Вася напомнила:

– Вы обещали мне историю.

Морозко сделал большой глоток из своей чарки, а потом ответил:

– Какую историю, Василиса Петровна? Я знаю множество.

– Вы знаете, какую. Историю про вашего брата и вашего врага.

– Я действительно обещал тебе эту историю, – неохотно признал Морозко.

– Я дважды видела тот корявый дуб, – сказала Вася, – и четыре раза видела одноглазого человека, и видела ходячих мертвецов. А вы думали, я спрошу про что-то другое?

– Тогда пей, Василиса Петровна. – Негромкий голос Морозко разливался по ее жилам вместе с медом. – И слушай.

Он разлил мед, и она выпила немного. Казалось, он стал старше, непонятнее и ушел куда-то далеко.

– Я – Смерть, – медленно проговорил Морозко. – Сейчас, как и в самом начале. Давным-давно я родился в умах людских. Но я родился не один. Когда я впервые посмотрел на звезды, рядом со мной стоял мой брат. Мой близнец. И когда я впервые увидел звезды, он тоже их увидел.

Тихие хрустальные слова падали в Васины мысли, и она видела, как небеса чертят огненные круги незнакомых ей форм, а снежная равнина целует мрачный горизонт, синяя на черном.

– У меня было человеческое лицо, – продолжил Морозко, – а у брата была медвежья морда, потому что человек страшится медведя. Это – роль моего брата: он внушает людям страх. Он поглощает их страх, нажирается им и засыпает до той поры, пока снова не ощутит голод. Больше всего он любит неустроенность: войну, мор и ночные пожарища. Но когда-то давно я его связал. Я – Смерть и хранитель порядка вещей. Все проходит передо мной: так уж устроено.

– Но если вы его связали, но как?..

– Я связал своего брата, – Морозко говорил, не повышая голоса. – Я его страж, его охранник, его тюремщик. Порой он просыпается, а порой спит. Он ведь все-таки медведь. Но сейчас он проснулся и стал сильнее, чем когда-либо прежде. Настолько сильнее, что рвется на свободу. Он не может покинуть лес. Пока – не может. Но он уже ушел из тени того дуба, чего не делал в течение сотни людских поколений. Твои люди стали бояться. Они отвернулись от домовых, и теперь твой дом лишился защиты. Он уже сейчас утоляет свой голод вашими страхами. Он убивает твоих людей по ночам. Он заставляет мертвецов ходить.

Вася немного помолчала, переваривая услышанное.

– И как его можно победить?

– Порой хитростью, – ответил Морозко. – Когда-то давно я победил его с помощью силы, но тогда у меня были помощники. Теперь я один, и я поблек. – Он немного помолчал. – Однако он еще не освободился. Чтобы окончательно вырваться на свободу, ему нужны жизни, несколько жизней, и страх мучающихся мертвецов. Жизни тех, кто его видит – самые сильные. Если бы он захватил тебя в лесу в ночь нашей встречи, он освободился бы, хотя в то время все силы мира стояли против него.

– А как его снова связать? – спросила Вася чуть нетерпеливо.

Морозко слабо улыбнулся.

– У меня осталась одна последняя хитрость. – Ей показалось, или его взгляд задержался на ее лице? Ее оберег стал тяжелым. – Я свяжу его на переломе зимы, когда я сильнее всего.

– Я могу вам помочь.

– Да неужели? – молвил Морозко, чуть развеселившись. – Еще почти ребенок, полукровка, необученная? Тебе не даны мудрость, боевые умения, волшебство. Чем именно ты можешь мне помочь, Василиса Петровна?

– Я поддержала жизнь домового, – возразила Вася. – Я не пустила упырей к нам на порог.

– Молодец, – с иронией похвалил он ее. – Одна новорожденная упырица убита при свете дня, один бледный домовой цепляется за жизнь… и девица, которая глупо убежала в снега.

Вася судорожно сглотнула.

– У меня есть оберег, – сказала она. – Мне его передала няня. От отца. Он помогал в те ночи, когда приходили упыри. Может и снова помочь.

Она вытащила сапфир из-за пазухи. Когда на синий камень упал свет, он вспыхнул шестилучевой звездой.

Ей показалось, или лицо хозяина зимы стало чуть бледнее? Губы у него были сжаты, глаза казались глубокими и бесцветными, как вода.

– Мелкий талисманчик, – бросил Морозко. – Старое, хилое волшебство для защиты маленькой девочки. Жалкая штучка, чтобы выставить ее против медведя.

Однако его взгляд задержался на подвеске.

Вася этого не заметила. Выпустив из пальцев оберег, она подалась вперед.

– Всю мою жизнь, – заявила она, – мне говорили: «иди туда» или «иди сюда». Мне говорят, как я буду жить, и говорят, как я должна умереть. Мне надо стать служанкой мужчины и ублажающей его кобылой или спрятаться за высокими стенами и отдать свою плоть холодному безмолвному богу. Да я даже в пасть ада пойду, если это будет путь, который я сама выбрала! Я лучше умру завтра в лесу, чем сто лет буду жить той жизнью, которую мне предназначили. Прошу! Я прошу позволить мне вам помочь.

Секунду Морозко словно колебался.