Медвежатница

– …Нет. Для вас нужно что-то выходящее за рамки обыденности. Есть у меня одна разработка как раз для таких случаев. Нужно лишь ее модифицировать. Сейчас вы уйдете, и я с большой охотой займусь сочинительством. Это самая увлекательная часть моей работы. Вы позволите мне попользоваться энциклопедией и этим вашим агрегатом?

Она показала на «ундервуд», который Клобуков использовал для перепечатки готовых глав своего трактата.

– Конечно. Вы остаетесь здесь полной хозяйкой. А сколько времени вы будете готовить тест?

– Весь вечер сегодня. Завтра воскресенье, послезавтра у меня свободный день… Этого хватит. Сможете прийти ко мне вечером? Я живу недалеко, минутах в пятнадцати пешком.

– В понедельник? Да, после работы.

– Вот и отлично.

«Красный мак»

Готовясь к банкету, Филипп Панкратович Бляхин оглядывал себя в зеркале. Сняв домашнюю полосатую пижаму, он надел парадный китель с золотыми погонами, брюки со стрелками, сапоги хром и в первую минуту очень себе понравился. Пузенцо, наросшее за последние годы, в фас было особо не видно. Но потом приблизил лицо, чтобы проверить, чисто ли побрился – и расстроился. Эхе-хе, жизнь-то идет на закат. Брыли висят, под глазами набрякло, от волосьев уцелел только венчик. И здоровье не ахти. Сердчишко пошаливает, подорванное нервной работой, малость подвигаешься – одышка, а еще простатит будь он неладен. Были когда-то и мы рысаками, да все вышли. А еще холода скоро. Раньше-то морозы были нипочем, только щеки румянились, и никогда не простывал, а теперь каждую зиму то грипп, то простуда – вынь да положь.

Так ведь и лет уже сколько. На следующий год стукнет шестьдесят, это ж подумать страшно. В прежние времена, до революции, был бы старый старик, если дожил бы. А сейчас поглядеть на себя непристально, через ресницы – представительный мужчина, не слишком даже и пожилой. Мы еще многое можем, подбодрил себя Бляхин, и много чего от жизни получим. Потому что заслужили и положение есть.

Подошла жена Ева Аркадьевна, поправила ворот-стойку. Сказала:

– Орел ты мой. Гляди только, Филя, много не пей. Про здоровье помни.

– Когда я много пил? – Бляхин дернул красивым плечом, чтоб убрала руку, не мешала. – Нашла пьянчугу.

Это правда, вином он никогда не увлекался. Пил только за компанию. Крякал громко, но до дна не осушал и всегда закусывал.

– «Мальчишник» есть «мальчишник». Не захочешь – вольют. Опять же ты хозяин, с каждым чокнись, – вздохнула супруга. – Забыл, как после майских давлением маялся?

Но отошла, липнуть не стала. Жена у Бляхина была сносная. Другая бы надулась, что такой день, а ее не зовут, но Ева на мужа никогда не ворчала. В молодости меж ними бывало всякое, но с тех пор много воды утекло, с годами семейный лад только крепчал. Сожительствовали, можно сказать, душа в душу. На возрасте Филиппа Панкратовича стало клонить на философию – не в смысле почитать, а в смысле самому умное подумать. Рассудилось, что муж с женой трутся, как две деревяшки. Пока молодые, занозистые, друг об дружку обдираются, может и пожар проистечь – как у древних людей, которые добывали огонь трением. Но годы полируют и шлифуют обоих. Гладенько становится, легко.

«Мальчишники» завел прежний начальник генерал Лебедюк. Чтоб за накрытым столом можно было про служебное, секретное говорить без женских ушей. Ну и Филипп, чей сегодня праздник, решил традицию не ломать. Во-первых, можно на сладкие вина с ликерами не тратиться, а во-вторых, Ева не такая уж Клара Лучко, чтоб ее всем демонстрировать. Когда-то была очень даже ничего, а теперь всей красы – золотые зубы да перманентные кудряшки. А надо было вечером себя в наилучшем виде представить. Ведь какой день! Завершение большущего пути.

Погордиться было чем. Не зря Филипп Бляхин бедовал, страдничал, недосыпал, нервы себе трепал, а бывало что и по краешку гибели проходил.

Когда еще оглянуться назад, да погордиться, если не сегодня?

Мог ли мечтать байстрюк без отчества, мышь подворотная, что станет таким человеком? Полковником, да не простым, а государственной безопасности! Это как при царе полковник лейб-гвардии. Как минимум. Для них – для таких, как беспородный, беспортошный Филька, революцию и делали. Кто был ничем, тот стал всем.

Скрипя голенищами, но не стуча каблуками (по полу расстилались ковры), Филипп Панкратович прошелся по квартире.

Везде, во всех комнатах, было красиво.

После войны Бляхин годик очень хорошо послужил в Германии. Обеспечил себя предметами длительного пользования. Вот, например, сейчас надо было банкет устраивать. Снесла Ева в комиссионку хрустальную вазу да фарфоровый сервиз (все равно он без толку в буфете стоял, ни разу не воспользовались), получила на руки 6510 рублей – и на приличный стол хватит, и еще останется.