Читаем Медвежатница полностью

– Давай лучше вот как сделаем. Днем такую машину гонять незачем, у ней поважнее ездоки найдутся. А вот если бы вечером, часиков в двенадцать, когда гости станут собираться, Нонночка за нами бы туда заехала на папином автомобиле… А?

Сын понимающе кивнул.

– Дельно. Устроим.

Пускай начальники полюбуются, какая у меня невестка, во всем заграничном, подумал Филипп Панкратович. А буду знакомить – скажу, чья она дочка.

Ноннин родитель в свое время был в Германии зампредом госкомиссии по репарациям, а сейчас вырос в замминистры. Умнейший человек. На свадьбе, малость выпивши, разговорился с почтительно слушавшим сватом, очень мудрую вещь сказал. Я, говорит, всю жизнь при ком-то замом, и с этой позиции меня не собьешь. Кто, говорит, в первачи рвется, рано или поздно себе шею сворачивает, вторым номером оно надежней.

Оделись: у Бляхина шинель хорошего сукна, сшитая на заказ, у Симы кожаный реглан большой красоты. Жалко, приказа о переходе на зимнюю форму пока не было, а то бы заместо фуражки новую мерлушковую папаху надеть, полковничью. У сына на голове фетровая шляпа. Шли по тротуару – прохожие поглядывали уважительно.

Пройтись было хорошо еще и чтоб спокойно, наедине, по-мужски поговорить. Дома у баб ушки на макушке, а им не всё знать надо.

Очень хотелось Филиппу Панкратовичу поделиться большими мыслями, которые сыну в жизни помогут.

Начал немного конфузясь:

– Я, Симка, на старости лет философ сделался. Философия, настоящая философия, она ведь не для форсу придумана, а для того, чтобы человеку подсказывать, как ему жить.

– Ну, и чего она тебе подсказала? – спросил Серафим, глядя на отца с веселым удивлением.

– Ты не ухмыляйся. Я тебе важную штуку скажу. Как я есть человек, поживший на свете и много чего повидавший. Да в какие времена! Ох, в какие времена…

Бляхин на всякий случай понизил голос, хотя кто на улице подслушает?

– Времена – они бывают разные. Есть время взлетать, как было в двадцатые. Есть время не падать, как в тридцатые. Время не гикнуться, как в сороковые. И я по всем этим бешеным горкам протрясся, чудом не сорвался. Сначала взлетел, хоть и не шибко высоко. Потом опустился, но тоже не очень низко. В войну – сам знаешь, вместе служили. Оба живы остались, и ты, и я. Даже ни разу под бомбежку не попали. А теперь настали времена другие. Хорошие времена, нестрашные. Повезло тебе, Серафим. Наше государство остепенилось, в солидный возраст вошло, сорок лет ему скоро. Теперь всё плавно будет, спокойно. Не взлетишь, но и не расшибешься – если дров не наломать. Ты-то не наломаешь, я знаю. Высоко не меть, цель на следующую ступеньку. Свое место знай, но и момента не упускай. Так, шаг за шагом, и вскарабкаешься по всей лестнице. Без страха, без жути – не то что раньше.

Сын уже не улыбался, слушал серьезно.

Очень хорошо поговорили, душевно. Бляхин не заметил, как до Столешникова дошли.

Хотел он для праздника забронировать «Арагви», чтоб всё по первому разряду, но сын отсоветовал. Сказал: «Понимающие люди к грузинской кухне сейчас поостыли». И ничего прибавлять не стал, потому что разговор был по международному телефону, но Бляхин не дурак, понял. Заказал кафе «Красный мак», оно кстати и подешевле вышло.

Директор, узнав, для кого банкет, расстарался. И дефицитом обеспечил по госцене, и предложил особую услугу: напечатать в типографии специальное меню. На одной стороне крупно «ПРОВОДЫ Ф.П. БЛЯХИНА НА ЗАСЛУЖЕННЫЙ ОТДЫХ», число, год. Потом перечень блюд – ставь галочку какое понравится. Шашлык, цыпленок табака, судак по-польски, фляки и зразы. На обороте – реклама заведения. Солидно. И память останется.

Сейчас надо было распорядится насчет закуски – ее накроют сразу. И очень важное: расставить таблички с именами кому куда садиться. Филипп Панкратович сам их писал, почерк у него был красивый, дореволюционный. Сначала, конечно, долго продумывал географию. Дело тонкое и даже стратегическое.

Немножко поспорили с Симкой, и Бляхин во всех случаях уступил. Сын у него был с дипломатическим талантом.

Проинструктировал официанток. Одной велел ни на шаг не отходить. «Буду доволен – не обижу, – сказал. – Заберешь домой что останется, а останется много. Если же будешь ворон ловить, с работы вылетишь. У меня это запросто». С кадрами только так и следует: стимулирование и острастка друг без дружки работают плохо.

К семи часам, когда начали прибывать первые гости, всё было в полном ажуре. Не стол – заглядение. Картинка из «Книги о вкусной и здоровой пище».

Люди все военные, пришли без опозданий. Филипп Панкратович одним жал руку, с другими обнимался, с некоторыми и поцеловался. Самых дорогих гостей лично сопроводил до места, остальным указал направление движения.

Как только прибыли оба начальника, старый и новый, попросил всех рассаживаться.

Столы были расположены буквой Т: длинный для рядовых гостей, короткий для почетных.

Перейти на страницу:

Все книги серии Семейный альбом [Акунин]

Трезориум
Трезориум

«Трезориум» — четвертая книга серии «Семейный альбом» Бориса Акунина. Действие разворачивается в Польше и Германии в последние дни Второй мировой войны. История начинается в одном из множества эшелонов, разбросанных по Советскому Союзу и Европе. Один из них движется к польской станции Оппельн, где расположился штаб Второго Украинского фронта. Здесь среди сотен солдат и командующего состава находится семнадцатилетний парень Рэм. Служить он пошел не столько из-за глупого героизма, сколько из холодного расчета. Окончил десятилетку, записался на ускоренный курс в военно-пехотное училище в надежде, что к моменту выпуска война уже закончится. Но она не закончилась. Знал бы Рэм, что таких «зеленых», как он, отправляют в самые гиблые места… Ведь их не жалко, с такими не церемонятся. Возможно, благие намерения парня сведут его в могилу раньше времени. А пока единственное, что ему остается, — двигаться вперед вместе с большим эшелоном, слушать чужие истории и ждать прибытия в пункт назначения, где решится его судьба и судьба его родины. Параллельно Борис Акунин знакомит нас еще с несколькими сюжетами, которые так или иначе связаны с войной и ведут к ее завершению. Не все герои переживут последние дни Второй мировой, но каждый внесет свой вклад в историю СССР и всей Европы…

Борис Акунин

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза