Медвежатница

Там, так сказать в президиуме, кто? Начальник управления генерал-майор Лебедюк – вроде как порт отбытия; новый начальник по реабилитационной комиссии товарищ Чернозуб – порт прибытия; академик Клобуков – чтоб люди знали, какие у Бляхина друзья, не только по чекистской линии (этот что-то припозднился). И само собой сын, родная кровь, вроде как хлопотать по ходу мероприятия. Пускай все поглядят на бляхинскую породу.

При этом почетным гостям поставлены стулья с высокими спинками, себя же Филипп Панкратович расположил на табуреточке – вроде как с нее удобней вскакивать, чтобы стол обходить, а в то же время с намеком: я не заношусь, свое место знаю.

Зато он один был в мундире и при наградах. По недавнему приказу военнослужащим на неофициальных празднествах с употреблением алкоголя быть в форме запрещено, чтобы не позорить ее свинским поведением. Потому что были случаи. А Бляхину можно – он теперь отставной. И сиял Филипп Панкратович орденами-позументами, как селезень среди серых уток.

Лишних и бесполезных тут никого не было, человечек к человечку. С прежней службы – кто еще пригодится, с новой – все, с кем успел познакомиться.

Речь Филипп сказал короткую, чтоб не томить людей над накрытым столом. Всех кого надо поблагодарил. Помянул свой чекистский стаж – с восемнадцатого года. Закончил весело:

– По нашей боевой традиции, три первые рюмки без остановки! За ленинскую партию, за Советскую Родину, за наши Органы!

Еще недавно надо было начинать с товарища Сталина, но на первомайском банкете начальник главка вдруг поменял вождя на партию, и оказалась она не как раньше «ленинско-сталинская», а только «ленинская». Все тогда про себя ахнули. Так что правильно Симка насчет «Арагви» присоветовал. Про грузинскую кухню пора было забывать.

Все опрокинули рюмки – раз, два, три, сразу раскраснелись, зазвенели вилками, повеселели.

Потом Бляхин дал слово новому начальнику – с ним теперь жить.

Товарищ Чернозуб был член Центральной Ревизионной Комиссии, то есть держал руку на самом пульсе. Его слушали внимательно, мотали на ус.

Кузьма Степанович говорил про актуальное. Что партия начала большую работу по исправлению искривлений социалистической законности и Филипп Панкратович не уходит на отдых, а примет участие в большой и важной работе. Что греха таить, в минувшие годы кое-кто в органах позабыл ленинские заветы, наломал дров.

Прежний начальник, сидевший по другую сторону от Бляхина, ерзал на стуле, кряхтел, сам себе дважды налил и выпил. Крепился, но не выдержал-таки.

Едва оратор закончил, взял слово. Он был уже на градусе.

– Легко сейчас говорить – «наломали дров». Больше всего народу среди нашего брата покосило, в самих органах. Попробовал бы кто заерепениться. Вот его спросите, Бляхина. Он при Ежове послужил, в самом что ни на есть пекле. Еле ноги оттуда унес. Расскажи им, Филипп Панкратович.

Все посмотрели уважительно. Кадров ежовской поры в аппарате осталось немного.

Нельзя было, чтоб новый начальник решил, будто Бляхин старого больше уважает, но и Лебедюку перечить не следовало.

– Да что, товарищ генерал, Ежова вспоминать. Страшный был человек, хотя сам вот такого росточка. Мне по плечо. Я ему прямо рубанул. «Не согласен я, говорю, товарищ генеральный комиссар госбезопасности, в безобразиях участвовать. Как бы, говорю, на этакие дела товарищ Дзержинский посмотрел?». Выперли меня к черту из политического отдела, вся карьера к черту! – Махнул рукой, посмеялся. – А и слава богу. Зато совесть чистая, опять же вон в какой хороший коллектив попал. Давайте я лучше про Феликса Эдмундовича расскажу, коли уж вы его помянули. Его я тоже вот как товарища Чернозуба сейчас видел. Это, значит, осенью двадцатого возвращаюсь я с польского фронта – я ведь в Первой Конной у Буденного шашкой махал…

Тут очень кстати появился опоздавший Антоха, с букетом.

– Давай сюда, Клобуков! – закричал Филипп Панкратович. – Он, товарищи, тоже буденновец! Вместе подо Львовом воевали. Молодые были. А теперь он медицинский академик. Вот что советская власть с людьми делает. Садись, Антон Маркович. Сима, налей академику штрафную. Сын это мой, в Германии служит, по организации Варшавского договора.

Рассказал про Дзержинского, как был у него в кабинете. На самом-то деле был Рогачов, Филипп за дверью с бумагами сидел, но это невелика разница. Вдруг пришло в голову: коли так дальше пойдет, с реабилитацией, скоро можно будет и про Рогачова рассказывать. Даже мемуар какой написать.

Банкет шел просто великолепно. Всех, кого следовало, Бляхин обошел, уважил. Начальников соединил темой охоты – оба оказались любители побродить с ружьишком. За длинным столом стоял гомон, на дальнем углу уже запели «Орел степной, казак лихой».

Только заметил Филипп Панкратович, что Антоха-академик сидит один перед полной рюмкой сыч сычом. Ясное дело – никого тут не знает, поговорить не с кем.