Медвежья падь

В тайге и раньше шалили, а в последнее время расплодились банды дезертиров. Одной из них была банда Федьки Подковы, которая на днях ограбила приисковый караван с золотом и пролила кровь. Свое прозвище этот нечистый на руку и дела гундосый парень получил за четкий отпечаток подковы, вылегший на правой стороне лица. Еще в детстве его лягнул приисковый мерин. Через всю правую половину лица - щеку и переломленный нос легла метка на всю жизнь. В прежние времена Федька постоянно крутился с приисковой шпаной, неоднократно бывал бит за картежное жульничество. В поселке о нем ходила дурная слава - был подл, в драке запросто мог ударить лежачего или пырнуть ножом, вороват, обожал «портить» девок.

Когда началась империалистическая, попал под мобилизацию. Матери девиц на выданье облегченно вздохнули - ну, слава Богу, может, там и сгинет. Но тот через год вновь объявился в тайге, грабил на амыльских тропах караваны и проходящих, отбирая все до последней нитки. Не гнушался даже забирать нижнее белье, такие ходили слухи. Были и случаи надругательства и убийства женщин.

На Чеблаковском прииске, где он рос, были у него и знакомые. Вероятно, кто-то из них его и дружков подкармливал и предупреждал об облавах, засадах, сроках и путях вывоза намытого золота.

До Архипа доходили эти слухи, и были причиной беспокойства за Настю. Тем более, что Федька после той трепки грозился устроить и Насте, и ему, ее защитнику, веселую жизнь. Чего можно ожидать от такой гниды, можно было ясно представить и вскоре в этом пришлось самому убедиться. Не далее, как в прошлый сезон, летом он возвращался из тайги. Котомку за плечами приятно тяжелила добыча за месяц - холщовая длинная «колбаса» с золотым песком и большой кусок копченого стегна марала, добытого накануне по случаю.

Обычно там, где мыл золото, Архип старался ничем не выдавать свое присутствие. Насколько возможно было маскировал следы работы. Даже колоду-бутару, в которой промывал породу, на ночь укатывал в чащу, там же прятал инструмент. И уж тем более, никогда не стрелял вблизи от Потайного ключа, как он его называл. Это место ему показал еще его отец, который тоже был вольностарателем-бергало. Вел жизнь бродяжью, рисковую, часто на волосок от смерти - от пули охотников за золотом, от когтей свирепого хозяина тайги - медведя, либо в обвалившемся шурфе.

Покойный родитель нашел это место случайно: преследовал раненую косулю, которая упорно шла, оставляя кровавый след, вверх к скалам по краю каменной осыпи. Осыпь была большой: от самых скал вниз до реки по широкой разложине. Где-то внизу под камнями явственно, но глухо, шумел поток. Понятно было, что он впадал в Амыл, но где-то глубоко, у самого дна. Такие подземные ручьи и речки встречались в верховьях довольно часто.

Уже подобравшись к самой скале, отец Архипа с изумлением увидел, что добычи, которую он уже считал своей, нет. По кровавому следу выяснилось, что между отвесной высокой скалой и притертой к ней гигантской глыбой есть незаметный, совершенно узкий и низкий проход-лаз. Он вел через трещину в горном массиве в небольшую долину, где было верховье это небольшой речушки.

Метров тридцать нужно было пробираться где полупригнувшись, а где и на четвереньках. На выходе из трещины наткнулся на мертвое животное - силы и жизнь покинули его. Освежевав добычу, охотник наскоро исследовал речушку-ручей и сразу нашел несколько небольших золотых самородков граммов по тридцать-семьдесят. Домой летел как на крыльях, а дома уже ждало известие о мобилизации.

Архипу тогда было семнадцать, еще жива была мать, хотя уже болела. Они вместе проводили отца на войну. Перед уходом он подробно рассказал сыну о найденном месте. Да тот и знал, помнил его, потому что последние три сезона они уже старались вместе и часто бывали в тех краях, хотя до них было три дня пути таежными тропами.

Два лета потом сын разрабатывал золотое место. Поначалу, когда пришел к Потайному, был поражен, на-сколько трудно было отыскать этот узкий лаз-трещину в скале. Если бы не упорство отца-охотника - вовек не найти, даже если будешь стоять рядом.

Потом был просто очарован скрытой среди скал долиной-оазисом. Сюда был единственный вход, он же выход. Это давало гарантию безопасности. Чтобы быть наверняка уверенным, что никто не увидит (бывало, чтобы узнать «золотое место», за старателями следили), в свое ущелье всегда заходил ночью, как наказывал отец. И выходил так же, ну а следов на камнях не остается.

Когда пришел сюда впервые, в лазе уже на выходе сделал ловушку: два деревянных толстых кола крест-накрест перегораживали лаз, как решетка. Тронь хотя бы чуть-чуть любой из них - сразу обрушится град крупных валунов с уступа рядом. Теперь ни человек, ни медведь пройти не могли.