Медвежья падь

Архип внимательно осмотрел и исследовал свою долину. Кругом вздымались высоченные дикие утесы-скалы. На их вершинах росли одиночные ели и пихты. Гладкие отвесные стены - сверху не спустишься - это успокаивало. В самой вершине долины в глаза бросилось, что по почти отвесной стене по уступам шла кабарожья тропа. Но там, где ходит кабарга, спасаясь от хищников, не пройти человеку, тем более не спуститься сверху.

Был у него здесь свой пихтач, несколько мощных кедров, кустарник, трава росла. Не было только птиц, и по целому месяцу он, бывало, слышал лишь шум воды. Правда, высоко-высоко в небе днем иногда можно было видеть, как крестики, парящих в бездонной синеве орла-нов и коршунов да слышать в жаркие дни их протяжное п-и-и-у, п-и-и-у.

Пришлось сразу сделать себе убежище - хвойный шалаш. Крыша над головой - великое дело в тайге, особенно в ненастье. Был у него и ледник - в глубокой нише у основания скалы лежал толстый лед, который не таял все лето.

Из осторожности очень редко охотился, уходя подальше вверх по реке. Добычу с трудом затаскивал к себе. Сразу проверил, не видно ли мути в реке там, где в нее впадает ключ - не было. Вот только теперь более или менее он успокоился, но все равно всегда помнил наказы отца:

- Всегда внимательно следи за всем вокруг. Доверяй предчувствиям, если появятся. Верь спине - она всегда подскажет, если на тебя кто- то смотрит сзади, и не важно, человек это, или зверь. Ни в коем разе не расслабляйся к концу сезона, наоборот, будь более внимателен. Ну а когда выходишь из тайги домой - лучше не ходи готовыми тропами, отмахай больше километров горами и тайгой - зато сохранишь голову.

Сын верил отцу, у которого был богатый и бесценный опыт старателя. Знал он и мужиков-старателей, которые, уйдя за золотом, иногда домой не возвращались. Старался быть предельно осторожным, но на второе лето оплошал и едва остался жив.

Было это в начале июля. Как обычно ночью, с большими предосторожностями Архип вылез из трещины-лаза, тихо спустился краем осыпи к берегу и двинулся вниз по течению к дому. До прииска было еще две ночевки у костра и немереное количество верст по тайге, распадкам, увалам. Спину оттягивала ноша - золотой песок с самородками и копченое мясо - часть маральего стегна. Три дня назад на край его долины сверху со скал упал бык-рогач. Эти звери пору гнуса пережидают на высоте, на скалах, на обдуве. То ли его пугнул медведь, то ли сам сорвался, но Архипу досталась богатая добыча. Всю мякоть он срезал и закоптил. В леднике оно пролежит до следующего прихода.

С едой на приисках стало тяжело. Из-за войны и разрухи совсем мало и редко приходили обозы с продовольствием. В приисковой лавке кроме залежалых каменных пряников и комьев слипшихся леденцов нечего было взять. Из-под полы в два-три раза дороже кое-что купить у того же приказчика можно было. В стране был введен сухой закон, и на прииски прекратили завозить спирт. Такого не помнили даже старожилы. Уж чего-чего, но спирт-то... этого добра всегда было с избытком.

Часть старателей забрали на войну, оставшиеся, стремясь выжить, вели хищническую добычу золота, нещадно воруя его у хозяев. Сбывали его тоджинским купцам (из Урянхая) и китайским спиртоносам. У купцов мука простого размола стоила 25 граммов золота за один пуд (16 кг). Значительная часть золота, добываемого в эти годы и на Чеблаковском прииске, отправлялась китайскими и корейскими спекулянтами-посредниками в Китай.

Вот и пришлось тащить такие дали мясо домой. Часть пригодится в дороге с лепешками перекусить (две штуки, испеченные из последней муки на раскаленном камне-плитке, у него были), часть отдаст Насте с матерью, у них с едой трудно. По приходе домой там поблизости нужно будет обязательно добыть зверя, иначе - голод. На прииске как таковых и огородов-то не было. Ничего в камне не растет. Выращивают с трудом картофель, но его сейчас и не подкопаешь - рано еще.

Первую ночь Архипа приютил на ночлег огромный, лет под двести, кедр. Между толстенных узловатых корней, похожих на скрюченные в судороге пальцы, на подушке мягкой, рыжей, сухой хвои хорошо спалось. Огня из осторожности он не разводил, поужинал лепешками и пластами нарезанной свежекопченой дичины. Долго слушал тишину, потом слушал себя - никаких предчувствий, все дышало покоем. Утром встал затемно и по холодку успел пройти почти половину дневного перехода. А потом случилось это.