Медвежья злоба

– Ехать к старикам-родителям, которых не видел много лет – правильное решение, – сказал он себе и растоптал носком ботинка остаток недокуренной сигареты.

* * *

Вечером за ужином объявил о своём решении жене.

– Ты же летом к ним собирался? А сейчас осень.

– Знаешь, осенью тоже хорошо съездить. По дому родителям помогу, по хозяйству. Может, они не успели дров на зиму наготовить. Не дай бог, замёрзнут. Жалко их. Сестра и я, оба от них уехали. Можно сказать, бросили родителей. Когда мы с тобой в последний раз к ним ездили? Ну-ка, вспомни…

Жена задумалась.

– Наверное, лет десять прошло. А может, и все пятнадцать.

– Десять или пятнадцать! Вот! Мы даже вспомнить точно не можем. И не знаем, живы они или нет. Я сегодня взял и в деревню позвонил.

– И что?

– Живы мои родители. И здоровы. На почте сказали. Решил поехать.

– Хорошо, если решил, то поезжай, – согласилась жена.

Ночью Семёну снился всё тот же сон: его родной дед вынимал из печной стены кирпичи и прятал в образовавшуюся дыру банку. Бабушка сидела в углу комнаты под иконами и наблюдала за происходящим…

Поезд стучал колёсами и ехал на запад. Полдня, ночь, и только утром следующего дня Семён прибыл в Киров. Мало что изменилось с тех пор, когда он отсюда уезжал. То же здание вокзала, окрашенное в серо-стальной цвет. На перроне палатки, и, как ему показалось, такие же озабоченные лица горожан. Семён прошёл через привокзальную площадь к автобусной станции.

– Часов шесть трястись? – спросил он у молодой женщины-кассира, когда покупал билет.

– Как получится, – ответила та с безразличным видом.

Автобус – всё тот же пазик, как и много лет назад. Семён улыбнулся и предъявил шофёру билет. Занял место у окна. Этот автобус ходил раз в день. «Повезло, – подумалось Семёну. – Может, и золото найду. Видно, попёрла пруха. Тьфу, тьфу, тьфу! Не сглазить!»

* * *

Автобус проезжал деревню за деревней. Горицы, Паново, Калита, Мыс Доброй Надежды… Деревни, деревни, деревни, люди, люди, люди. Что там сейчас? Когда он молодым парнем уходил из отчего дома в армию, уже тогда деревни начали вымирать, хотя люди жить в них продолжали, пытаясь из последних сил держаться. Перестройка прошла по русской земле не хуже очередного татаро-монгольского нашествия.

Семён отвлёкся от дум и посмотрел в окно автобуса. Деревни, стоявшие возле асфальтовых дорог, всегда были перспективнее их Мочёнок, до которых ему ещё добираться пару десятков километров от райцентра. А что сейчас здесь, у дороги? Ощущение такое, что фашистские войска только вчера покинули эти места.

«Ну и видуха! Как здесь люди живут?» – подумал Семён.

Автобус резко тряхнуло на дороге так, что пассажиры с сидений подскочили чуть ли не до потолка. Кто-то после этого рассмеялся, кто-то матюгнулся, а шофёр – так и на весь салон.

– Лучше бы остатки асфальта совсем убрали! А то яма на яме! Дорогу совсем не делают!

Мимо их пазика навстречу и за ним ползли по обочине иномарки, грузовики разных моделей и отечественные «Волги» и «жигули», пробив для себя очередную «федеральную» трассу рядом с некогда асфальтовой дорогой.

– И что, так везде? – спросил Семён сидевшую рядом с ним женщину.

Она внимательно на него посмотрела:

– Ты не местный?

– Почему? Местный, только я давно дома не был.

– А! Тогда понятно, – протянула женщина. – В областном центре дорог нет, а отъедешь, какие уж дороги. Ушла власть советская, и дороги с ней ушли. – Она на секунду-другую задумалась. – Всё с той властью ушло!

Автобус тряхнуло в очередной раз. Семёну стало грустно. Защемило сердце. А тут ещё за окном пошёл дождь, и серые тучи повисли над заросшими бурьяном полями и полуразрушенными деревнями. Семён старался о плохом больше не думать. Старался радоваться тому, что скоро увидит стариков-родителей. Обнимет мать и отца и, может быть, найдёт золото. То, что оно спрятано в печи, он не сомневался.

Автобус тем временем выехал на одну из улиц районного центра. Скоро автовокзал. Теперь сердце стучало так, словно хотело выскочить из груди. До отчего дома оставалось совсем ничего…

– Центр! – объявил шофёр и остановил автобус.

Открылась дверь. Народ начал собираться на выход. Семён не спешил. Он продолжал сидеть на своём месте и рассматривать через грязное автобусное стекло здание автостанции. Вспомнил, как его, восемнадцатилетнего парня, именно отсюда увозили служить в армию. Они тогда, совсем ещё пацанами, сразу после окончания школы стояли здесь в окружении своих близких и прощались с ними. С тех пор он очень долго не видел ни отца, ни матери. Правда, лет пятнадцать назад съездил разок к ним в гости. И всё.