Ризорх отшагнул в общий ряд, негромко сказал, обращаясь к товарищам:
— Освободите ему горло. Пусть все слышат, как он будет кричать.
Учёный номей, пленник, которому было поручено вести летопись, дабы сохранить в веках деяния хана, так написал в своём свитке:
«Вопли казнимого Хаусипура были слышны в самых дальних рядах войска. Жилы его лопнули, и кровь текла изо всех отверстий. Казнь продолжалась долго, и долго не смолкали крики».
Сотник Хисам был давно и хорошо знаком едва ли не всем в лесном отряде. И когда он появился не ко времени и потребовал встречи с Ризорхом, караульные потревожили старого колдуна и провели к нему сотника.
То, что рассказал Хисам, лишь внешне было новостью, но Ризорха ничуть не удивило.
Охрану белой юрты в очередь несли сотники ближнего тумена, и в этот день эту почётную обязанность, вместе с тремя другими сотниками, исполнял Хисам. Обычно никаких особых секретов в ставке великого хана не обсуждалось. Советники шептали что-то на ухо Катуму, хан громогласно отдавал распоряжения, которые тут же исполнялись. В этот раз всё начиналось как обычно, но, видимо, явившийся наушничать советник сообщил нечто такое, отчего хан поначалу пришёл в бешенство, но очень быстро скис и уже не кричал, как именно он истребит негодяев, вызвавших царственный гнев. Вслед за тем был спешно созван совет приближённых магов, и сведения, принесённые наушником, объявили всем.
Так сотник Хисам помимо своей воли оказался посвящён в страшную тайну, которая ещё два дня не должна была выходить за пределы ханского шатра.
Добыча последних дней была чудовищно, неподъёмно велика, никто из приближённых повелителя степей и помыслить не мог, что в руки победителей попадут такие сокровища. Разве что в древности, когда совместные усилия номеев и кочевых племён сокрушили кабашский каганат, в руки завоевателей попадали такие богатства. Но времена Кабаша давно прошли, вспоминать о них — всё равно что мечтать о веках медынских, что минули в столь древнюю эпоху, что иначе как сказочной и зваться не может. А в нынешние времена подобной добычи ни у кого не бывало.
Однако сколько ни награбь, а хочется ещё.
Среди всех рассказов о наманских богатствах особо выделялись байки об императорской сокровищнице, где золотые монеты лежат на полу таким слоем, что вошедший проваливается по колено. И хотя всякий, имевший дело с золотом, знает, что в россыпь монет не провалишься, сказкам верили.
Искали наманскую казну отчаянно и целеустремлённо. Золотой дом был едва ли не разобран по камешку, но ни в подвалах, ни в парадных помещениях не оказалось ничего, напоминающего сокровищницу. Тогда за поиски взялись маги. Были допрошены десятки уцелевших в резне слуг и царедворцев, и, наконец, нашёлся человек, который знал, куда подевались деньги. Оказывается, казна, как и личные сокровища Хаусипура, никогда не хранилась в Номе, но скрывалась в потайном месте далеко на западе. И месяц назад, в самый разгар войны, она была захвачена словно с неба упавшими лесовиками.
Гнев хана Катума был неописуем. Его обокрали! Сокровища, по праву принадлежащие солнцеликому, дикари бессовестно заграбастали, слова не сказав повелителю! А он ещё приказал, чтобы лесовикам продали коней, везти украденное в их чащобы. Возмущённый хан даже не вспомнил, что лесовики вовсе не подданные, и даже то, что они приносили ему, не является данью, а всего лишь дарами. Поначалу хан возжелал попросту отправить на плаху всех лесных магов, а заодно и ратников, а казну вернуть себе, как то и требует справедливость. Но потом вспомнил, с кем приходится иметь дело, и решил прежде выслушать совет ближайших чародеев. На этот раз предложения не шептались на ухо, а произносились вслух, достигая ушей Хисама.
— Завтра хан устроит большой пир в честь победы. Вас всех пригласят туда и во время пира убьют: зарежут гардианскими ножами. Ханские советники сказали, что наверняка знают шестерых ваших магов, но убивать гардианским оружием будут всех, кто вызывает хоть какие-то подозрения.
— Им не придётся пачкать гардианские ножи, — усмехнулся Ризорх. — Можно было бы пойти на званое угощение и проучить предателей, но наши люди устали от войны. Утром нас уже не будет здесь. Мы попросту уйдём домой, и, думаю, у Катума не хватит смелости остановить нас.
Утром, ещё до света, под покровом невидимости лесной отряд снялся с насиженного места и, выйдя на мощёный наманский тракт, направился в сторону гор к знакомому перевалу. Тяжело нагруженные телеги постукивали огромными колёсами по плотно уложенным каменным плитам. Тягловый скот был в третий уже раз сменён, в телеги запрягли жилистых наманских лошадей. Потом, когда закончатся бывшие владения империи, двигаться придётся по бездорожью. Там споро не побежишь, а тут можно и пошустрее. В ставке Катума скоро хватятся, что союзник исчез, и за это время нужно уйти подальше.