Мефистофель

МЕЙ (внезапно появляется над прилавком в довольно жуткой маске черепа). Чего надо?

РАФФИНГ (отпрыгивает). Господи!

МЕЙ. Ох, дорогой. Извините, если вас напугала. (Снимает маску, открывая бледное молодое, определенно чем-то встревоженное лицо). Она их Венеции. Возможно, ее носил лорд Байрон. Могу я вам чем-то помочь?

РАФФИНГ. Мистер Николас Шофилд здесь?

МЕЙ. Нет. Боюсь, что нет.

РАФФИНГ. Можете вы сказать мне, когда он вернется?

МЕЙ. Нет. Боюсь, что не могу.

РАФФИНГ. Это его магазин, так?

МЕЙ. Все здесь принадлежит Николасу.

РАФФИНГ. Вы подскажете, как мне связаться с Николасом?

МЕЙ. Никто не может связаться с Николасом. Он связывается с теми, кому нужен.

РАФФИНГ. Мне нужно поговорить с ним по довольно важному делу.

МЕЙ. Николас говорит только с теми, кто достоин услышать его голос.

РАФФИНГ. Правда? Он говорит с вами?

МЕЙ. Только когда ему того хочется.

РАФФИНГ. Меня зовут Джон Раффинг. Дело срочное. Вы знаете, где я смогу его найти?

МЕЙ. Он вас найдет. Николас находит всех, кого хочет найти, со временем.

РАФФИНГ. Судя по вашим словам, человек он незаурядный. Вы давно работаете у мистера Шофилда?

МЕЙ. Николас говорит, что время – иллюзия. У нас здесь много часов, но все они показывают разное время.

РАФФИНГ. Вас не затруднит передать ему, что мне надобно поговорить с ним как можно скорее, по вопросу, который представляет взаимный интерес.

МЕЙ. Вы знакомы с Николасом?

РАФФИНГ. У нас есть общие знакомые в театре.

МЕЙ. Ах, в театре. Я, видите ли, короткий период времени была актрисой, работала в труппе мистера Генри Ирвинга в «Лицеуме», но с тех пор духовно переросла искусство.

РАФФИНГ. Вы знаете Кэтлин Лав?

МЕЙ. Нет, но предполагаю, что в самом ближайшем будущем мне предстоит очень близко узнать мисс Лав. Так говорит Николас.

РАФФИНГ. Я уверен, что ваш друг Николас в этом ошибается.

МЕЙ. Николас никогда не ошибается.

РАФФИНГ. Всем случается ошибаться.

МЕЙ. Только не Николасу. Он никогда ни в чем не ошибался.

РАФФИНГ. Не можете вы в это верить. Я хочу сказать, он, в конце концов, человеческое существо, как и все мы.

МЕЙ. О, нет. Он – нет. Разве вы не знаете? (Манит пальчиком, предлагая наклониться к ней, оглядывает, чтобы убедиться, что никто не подслушивает). Николас – дьявол.

(РАФФИНГ смотрит на нее. Она улыбается и прикладывает палец к губам. Свет гаснет под завывания ветра).

Картина 4

(Гром, гроза. Свет падает на КЭТЛИН, которая сидит на плетеном диванчике для двоих в садовой беседке, читает книгу. Рядом с ней сидит человеческий скелет. В зубах сигара. Подходит РАФФИНГ).

РАФФИНГ. Кэтлин?

КЭТЛИН. О, привет, Джонни. Как приятно тебя видеть вновь. Прошло столько времени. Как ты?

РАФФИНГ. Все у меня хорошо. А у тебя?

КЭТЛИН. У меня? Наверное, хорошо. Полагаю, что хорошо. Да и кто решится мне возразить? Только не мой добрый друг Герберт. Правда, Герберт? Мне бы только хотелось, чтобы ты вынул сигару изо рта, Герберт. Курение – привычка отвратительная, и вредит здоровью.

(Раскат грома).

ИРВИНГ (появляется, чем-то определенно недовольный, обращаясь к кому-то, находящемуся в театре, а мы начинаем понимать, что КЭТЛИН на сцене театра «Лицеум», где Генри Ирвинг, величайший актер-продюсер своего времени, устраняет недочеты в спецэффектах своей текущей постановки «Фауста»). Нет-нет-нет. Вы называете это громом. Такое ощущение, словно кто-то вывалил телегу орудийных ядер в кучу куриного помета. Так не пойдет. (Замечает скелет, но поначалу РАФФИНГ думает, что ИРВИНГ обращается к нему). А вот и вы, наш нелепый друг. Кэтлин, вам надобно перестать утаскивать Герберта из бутафорской. Бедный Тул убежден, что Герберт уходит оттуда сам.

КЭТЛИН. Извините, мистер Ирвинг, но я просто обожаю Герберта. Не знаю более надежного мужчину.