Мегамир

Воздух был слоистым. Попадались жарко прогретые участки, но чаще тянуло космическим холодом от глыб льда под опалыми листьями. Насекомые бегали худые, отощавшие, набрасывались друг на друга. Из-под мертвых листьев медленно, с легким шелестом раздвигая глыбы мокрой земли, поднимались ярко-зеленые молодые листики. На бредущих людей падали длинные изумрудные тени. Молодой лес поднимался быстро, это было видно невооруженным глазом.

К Двери подошли на четверть часа раньше намеченного. Вокруг шевелилась земля, пропуская наверх белесые, быстро темнеющие на воздухе столбы стеблей, шмыгали голодные, часто линяющие насекомые. Дмитрий и Енисеев держали бластеры наготове, изредка стреляли сгустками клея. Оба чуть выдвинулись вперед, прикрывая остальных, Овсяненко стоял у самого люка, ожидая, пока красный сигнал сменится зеленым.

Хомяков с удивлением смотрел на выдвигающиеся прямо на глазах толстые стебли. Один из них держал на макушке расколотое семечко, прикрываясь его твердыми стенками как щитом, пока проламывал слой земли. Стебли поднимались из земли мощно, напористо, безудержно.

– Весна! – сказал он благоговейно. – Силища…

Звякнул зуммер, красный свет погас. Енисеев ринулся к Двери, забыв, что собирался стоять в стороне.

В металлическом карцере, последней ступеньке гигантского Переходника, лежал на полу вниз лицом крупный забинтованный до глаз человек. Енисеев перевернул его, с другой стороны поддержал Овсяненко, Енисеев едва не разжал пальцы… Перед ним был бледный, измученный Морозов!

Его губы чуть шевельнулись:

– А я еще думал… кто войдет первым…

Овсяненко сунул в его рот капсулу, придержал подбородок. Когда вынесли наружу, громко ахнул Дмитрий. Енисеев выхватил у него бластер, сбил с ног выскочившего прямо на них гигантского паука. Хомяков и Забелин умело и без особых церемоний запихнули Морозова в специально скроенный для таких случаев прозрачный мешок с баллончиками для дыхания.

Пока бегом неслись обратно, лицо Морозова чуть порозовело, из глаз начала уходить боль. И так крупный, с широкой грудной клеткой циркового борца, в бинтах выглядел еще мощнее, огромнее. Он оживал на глазах, крутил головой, рассматривая людей.

Енисеев не выдержал, сказал громко:

– Аверьян Аверьянович! Я очнулся через неделю на столе у Овсяненко.

Морозов слабо ответил из мешка:

– А кто орал, что времени в обрез? По необходимости, Евкакий Владимирович!

Енисеев угрюмо подумал, что никакая необходимость не заставила бы его очнуться раньше времени. К тому же зря Морозов очнулся вот так скоро. Хирурги там сделали львиную долю работы, но остальное доделывает микроинструментами Овсяненко… Лучше бы это пережить в беспамятстве.

Он зажмурился, отгоняя жуткие картины, а в животе пугливо заныло…

На другой день Енисеева и других участников экспедиции неожиданно вызвали к Овсяненко. Морозов лежал на широкой выструганной полке, был в сознании, выглядел терпимо, хотя его со всех сторон облепили датчики, а толстыми шлангами был подключен к аппаратуре.

– Начальство всегда отдает верные распоряжения, – сказал он, улыбаясь одними глазами. – Надо уметь верно их выполнять. Я составил докладную, обосновал, привел выкладки. Конечно, были и другие кандидаты, но мне показалось, что вы не так уж против?

– Против вас – никогда, – сказал Дмитрий поспешно. – Только вы не напрягайтесь. Даже я два дня отходил, языком не мог шевельнуть.

– Я – старая гвардия… А как вы, Евхрюкий Владимирович, относитесь к такому руководителю?

– Вы – наименьшее изо всех зол, – ответил Енисеев честно. – Мне кажется, получи вы правильное образование, могли бы стать неплохим мирмекологом. Только в самом деле не напрягайтесь! Раз уж повезло с руководством, не хотелось бы потерять его так сразу.

– Благодарю, – ответил Морозов. Он плотно зажмурился, переживая приступ боли. Через несколько мгновений лицо расслабилось, взгляд медленно прояснился. – Начальство довольно, прислало надежного человека. Проверенного и перепроверенного. Вы тоже мне как будто доверяете. Думаю, сработаемся.

Овсяненко сделал ему укол, озабоченно пощупал запястье. На лице его проступило почтительное изумление.

– Евцерквий Владимирович, – объявил Морозов едва слышно, – я оставляю за собой общее руководство, оперативную часть поручаю вам. Фактически начальником экспедиции остаетесь вы. Я не боюсь оказаться свадебным генералом.

Овсяненко быстро оглянулся на сияющие лица, строго опустил ладонь на широкий лоб Морозова:

– Довольно. На чем вы только держитесь? Спите, набирайтесь сил.

Морозов слабо улыбнулся бледными бескровными губами:

– Уже набираюсь. Здесь так легко, не поверил бы… Только теперь понимаю, что это было за чудовище – атмосферное давление.

Овсяненко покачал головой, глаза его были серьезными и очень обеспокоенными:

– Вы пошли на чудовищный риск. Вас изрезали как никого другого, да еще я удалил больше, чем собирался…

Он умолк, начал изучать экраны, где безостановочно бежали цифры, прыгали цветные чертежи. Морозов скупо улыбнулся: