Дорогой Джек!
Я пишу это в субботу вечером после танцев. Мне очень тоскливо, я сейчас объясню. Ко мне подошла Бесси, Кровгорд познакомил ее с Эдной. А ты знаешь, как мне нравится Эдна и вся эта ее чопорность. Она сказала, что на соревнованиях с тобой была Полин. Тут я с катушек и слетела. Эдна с Полин подруги, и они ни перед чем не остановятся, чтобы тебя со мною разлучить. Ты заставил меня так ревновать, что прямо не знаю, что я там говорила или делала, знаю только, что мне хотелось поскорее оттуда уйти, но девчонки со мной идти домой не захотели. Если тебе хочется разговаривать с Полин, пожалуйста, пускай этого не видит никто из моих друзей, потому что до меня всегда доходит. Наверно, я не могу справиться со своей ревностью, она у меня врожденная. Ну и конечно, у этой истории есть и другая сторона. Когда я ревную тебя, я делаю так, что тебе больно, а мне этого страшно не хочется. Я, наверно, не понимаю, как ты можешь ходить с любыми девчонками и чтоб я при этом не вмешивалась. Теперь я осознаю, что я за эгоистка. Джек, ты должен меня простить, пожалуйста. Наверно, это потому, что ты мне так сильно нравишься. Я постараюсь и запомню, что это – твоя привилегия, ходить с кем хочешь и делать как хочешь. Я, конечно, буду ревновать, но когда-то же надо с этим справиться. Однажды, может быть, ты – найдешь во мне те качества, которыми больше всего восхищаешься в девушке, причем – себялюбивой. Я знаю, что у тебя есть право и не отвечать мне, но ты всегда слишком много спускал мне с рук, и я это знаю. Я должна была тебе это написать и сказать, что мне так жалко, что в тот вечер случилось.
Со всей моей любовью
МЭГГИ
Прости меня, пожалуйста
Напиши скорее – а это порви
В тот вечер я был у нее ровно в восемь, сразу же после ужина и на самом быстром автобусе, хмурый воздух потеплел, что-то поломалось и расцвело грибами во влажной зимней земле Лоуэлла, на Конкорде потрескивал лед, над взбудораженными деревьями дули ветры с зеленоватым грузом надежды – казалось, сама земля возрождается – Мэгги кинулась ко мне в объятья у дверей, мы спрятались в проеме, в темных немых и тесных тисках рук, целуясь, выжидая, прислушиваясь.
– Бедный Джеки, от такой дуры, как я, у тебя всегда будут одни неприятности.
– Нет, не будет.
– Я разозлилась тогда на Кровгорда. Ты его видел? Сегодня? В школе? Можешь ему передать, что я извиняюсь?
– Конечно-конечно.
Прячет лицо мне в свитер:
– Мне все равно было так ужасно – У меня дядя умер, я видела его в гробу. Ах – это так… мне все говорят, что мне скучно, что мне нельзя только бродить по дому и думать о мальчиках – о тебе – тебе
, – надув губки, целует меня. – А мне из дому даже выходить не хочется – там у них сплошь одни гробы, все мертвые – Как же я работать пойду, если мне и жить не хочется. Ой-ё-ёй – мне было так страаашно.– Что?
– Мой дядя
– Его похоронили в пятницу утром, камней на него набросали и цветы – А мне все равно было плохо, как о тебе подумаю – но не от этого плохо – но я тебе не могу сказать – объяснить не могу.– Ничего.
Она сидела и смотрела у меня на коленях много часов, молчала, в темной гостиной – Я понимал все, сдерживался, выжидал.
24