Мэгги Кэссиди

Утром в понедельник они отправились домой, хорошенько выспавшись, Мэгги – к своей веранде, младшим сестренкам, обожателям, что по-соседски заглядывают на огонек, к своей реке, к своей ночи – а я к своим водоворотам нового треска и блеска – стоя в школьном коридоре, Милтон Блох, позже ставший композитором, представил меня Лайонелу Смарту («Псих Смарт» – и это преподавателю математики), который впоследствии стал моим замечательным милым другом современного джазового поколения, Лондона, Нью-Йорка, целого мира – «Это Джек Дулуоз, он считает, что самая великая банда – у Маггзи Спэнира»[79], а Лайонел весь вспыхивает, хохочет: «У Каунта, чувак, у Каунта»[80] – 1940-й – бегом в «Савой», треп на тротуарах Американской Ночи с басистами и падшими духом тенорами с громадными безразличными веками (Лестер Янг[81]); статьи в школьную газету, в «Парамаунте» Гленн Миллер, новые ботинки, выпускной день, а я валяюсь на травке и читаю Уолта Уитмена и свой первый в жизни роман Хемингуэя, а с другой стороны студгородка долетают бурные аплодисменты и напутственные речи (у меня не оказалось белых штанов).

Весна в Нью-Йорке, первый запах древесного дыма на Третьей авеню в первую ночь без заморозков – парки, любови, прогулки с девчонками, стили, восторги – Нью-Йорк на безукоризненной лирической полочке Америки в Ночи, Яблоко на Скале, зеленый мазок отвесного Куганз-Блафф над Поло-Граундз в первую неделю мая, и Джонни Майз[82] из «Сент-Луисских Кардиналов» засандаливает новый хоумран – сестренка Билла Керески Мики в черных шелковых брючках в пентхаусе, губы алые, а под глазами круги шестнадцатилетней, на груди – мягкий инициал – Пластинки Дьюка[83] – Дикие гонки в Йельский студгородок, круг за кругом вокруг Маунт-Вернон в полночь с гамбургерами и девчонками – Фрэнк Синатра невероятно блистателен в свободном ниспадающем костюме, поет вместе с Гарри Джеймсом «На сингапурской улочке»[84], и не только девчонки-подростки от него тащатся, но и мальчишки-подростки, что уже слышали в Калифорнии этот печальный кларнет Арти Шоу на тихой изумительной улочке у Утрилло[85] – Всемирная Ярмарка, грустные тромбоны с эстрады-ракушки над всеми этими лебедями – Павильоны с международными флагами – Счастливая Россия – Вторжение во Францию, большой Бух! за морем – Французские профессора под деревьями – Чокнутый Марти Черчилль лезет в подземку и сшибает у какого-то мужика шляпу на пол, а поезд трогается Ха Ха Ха! – мы несемся по платформе надземки – Просыпаюсь однажды воскресным утром в квартире Дэвида Ноулза на Парк-авеню, открываю жалюзи, вижу молодого мужа в фетровой шляпе и гетрах, он выгуливает красиво одетую жену и младенца в коляске сквозь рябь золотых солнц, прекрасно и совсем не грустно – Créme de menthe в «Плазе», vichyssoise, pâté[86], при свечах, роскошные шеи – Воскресенье в «Карнеги-холле».

Весенние сумерки
     на Пятой авеню,
– птица.

Разговоры за полночь на Бруклинском мосту, подходят сухогрузы из Монтевидео – Дикие поколения скачут в джазовых точках, гении в роговых очках наливаются пивом – Впереди Коламбийский университет – Заемщики биноклей в спальне Майка Хеннесси разглядывают девчонок из Барнарда[87] за зеленой площадкой для гольфа.

Мэгги потеряна.

46