Мэй-дэй, мэй-дэй

— Сходи в туалет, пока я буду самолет осматривать, — сказал Дима на полосе, чуть в стороне от какого-то работника аэропорта, слегка полноватого молодого парня в бежевой футболке и синем комбинезоне на подтяжках. — И не пей сейчас ничего. Я воды в кабину возьму, но лучше с ней аккуратнее. Мужику еще можно как-то в полете приспособится, а вот девчонкам…

Таня смутилась, но подумала, что он все правильно говорит. Еще и стесняется явно, рот растягивает, головой покачивает… И точно, Дима тут же продолжил чуть виновато:

— Ты прости, что я с тобой такие вещи обсуждаю. Просто, ну… Могут проблемки возникнуть. У меня — ладно дочка, она маленькая тогда еще была, так и жена однажды умудрилась… И то, там тоже кое-как справились. Все-таки друг друга не стесняемся. А тут… Может быть неловко.

Таня улыбнулась, немного покровительственно даже. Его смущение и извиняющиеся объяснения показались милыми.

— Все хорошо. Я скоро.

— Ага, давай. Потом сюда подходи.

— Есть, — не удержалась Таня и отдала ему шутя честь.

— К пуст… Ладно, — Дима махнул рукой и пошел торопливо вслед за механиком, к самолету, возле которого стояли их чемодан и сумка.

Туалет, да и все белое здание, внутри оказались весьма и весьма приличными. Из-за того, что кроме нескольких зданий и бетонной полосы тут были только лес и высокая некошеная трава, казалось, будто тут внутри все будет неопрятно, старо и грязно. Но нет, все было весьма прилично. Таня когда-то в офисе похуже работала.

Плохо было, что сушилка для рук оказалась старой, а бумажных полотенец не было. Таня поморщилась, подумала, что заставлять Диму ждать не стоит, и пошла на улицу, помахивая слегка мокрыми руками.

Но можно было не спешить. Когда Таня пришла, Дима только глянул мимоходом на нее и продолжил осматривать самолет с техником в комбинезоне. Ходил вокруг, куда-то заглядывал, что-то трогал бегло, причем, не только в районе двигателя: он весь самолет обошел. Иногда что-то говорил коротко механику, тот отвечал. Таня остановилась поодаль, чтобы не мешать, и слов не слышала. Но казалось по их лицам, пусть и серьезным, что разговор их неважный, скорее формальный, просто чтобы соблюсти какой-то ритуал. Или даже вообще, лишь чтобы не молчать.

Осмотр затягивался, а еще и ветер поднялся, стало зябко. Таня посмотрела на свою толстовку, которую приготовила в полет и оставила на стоящем у самолета чемодане. Захотела было пойти взять, но остановилась. Решила подождать минут пять, и если Дима не закончит, то тогда уже подойти, заодно спросить, про вылет.

Одно было хорошо: Дима выглядел как-то… привлекательно. На съемках и на всех встречах он был очень компетентным профессионалом и держался независимо. Но все время или немного дурашничал, или как-то отстранялся, особенно от Никиты. Сейчас же он был серьезен, вдумчив, полностью погружен в процесс. А еще — хоть и ничего такого особенного не говорил и не делал, наоборот, вроде бы наравне держался с механиком — но все равно, чувствовалась в нем какая-то властность. Это Таню даже завораживало немного.

Пяти минут не прошло. Дима остановился, что-то обговорил напоследок с работником, улыбнулся, пожал ему руку, прощаясь, бросил дружелюбно последнюю реплику и, повернувшись к Тане, подозвал ее жестом.

— Ты, наверное, толстовку.. — сказал он, убирая свою сумку в люк в основании хвоста. Не договорил, повернулся и увидел, что Таня сама берет ее, собираясь надеть. — А, ты уже… правильно. Ща, вещи брошу в багажник и полетим… скоро.

Он провел ее перед самолетом к другой стороне кабины и открыл дверь.

— Вот, сюда ногу ставь, — сказал он про небольшую подножку на стойке шасси. — Ага, да… И пристегивайся.

Кресло было хорошее, кожаное. Как в немного поддержанной, но еще весьма и весьма приличной машине. Ремень как в обычных самолетах. А вот дверца показалась какой-то… не хлипкой, а просто неоправданно легкой и тонкой. И еще в кабине было тесно, и такая близость к столь неказистой дверце немного настораживала. Если приятный в целом механик и административное здание изнутри Таню чуть успокоили, слабенькая дверь и то, как самолет немного наклонился, когда нетолстый Дима залезал в кабину, вновь заставили тревожиться.

— Мы точно… — Она суеверно испугалась слова «разобьемся» и на ходу перефразирвоала. — Долетим?

Таня была готова даже к тому, что Дима разозлится и прирявкнет на нее. Но он наоборот, улыбнулся:

— Танюш, ну блин… Ну… У меня дети, кровиночки родненькие, на нем столько налетали. — Говорил он с ней тоном таким, словно она сама была ребенком. — Да он… Даже если, не знаю, даже если двигатель откажет — мы еще сможем пролететь… Ого-го. И сесть можно на любое поле.

Таня посмотрела на пока еще неподвижный винт:

— Прям без двигателя?

— Конечно. Ты че… Это обязательная часть обучения, без двигателя садиться. Я говорю, я на машине больше боюсь ездить, чем на нем летать. Ну, когда жена за рулем конечно. — Он закрыл рот ладонями. — Ой, че говорю… сексист. Сексист старый, ай-ай-ай.

Таня поняла, что он дурачится, чтобы ее успокоить. Ей стало стыдно и она сказала нарочито строго:

— Ладно, полетели… сексист.