Мейрхан Абдильдин: негелі мір. Вып. 22

Аыры Жке мектеп бітірді. Біра кім болатынын, айда оуа баруы керек екенін толы білмейтін. Университет деген сзді маынасын, бізді мектепте тарих пнінен саба беретін Срсенаебав деген егделеу малімнен срап алан. Бл кісіні айтуынша, университет деген сз «универсал» деген сзге жаындау болуы керек. Осы кезде Жкені олына бір газет тсіп, осы газетте азаты Мемлекеттік университетінде философия факультеті ашылып, осы факультет ылыми ызметкерлер дайындайды деген хабарландыруды оиды. Жкее «ылыми ызметкер дайындайды» – деген сздер нап, Жке философ боламын деп шыа келгені. зі философия деген сзді білмейді, біра малім Сарсенбаев: Аристотель, Маркс, Абай т.б. данышпандар философ болан деп мысалдар келтіреді. Жкее, сіресе, Абай философ болан деген сздер найды. Ол кезде азаты крісі де, жасы да Абайды біледі, матаныш ттады.

Таы да бір ызы нрсе. Бір кні Жке тс креді. Тсінде Абайды креді. Абай бабамыз айтады екен: «Ел ойлайды, мені барлы кітаптарымды білеміз деп. Олай емес. Мені лі де ел білмейтін кітаптарым бар» – деп олында шамы бар Абай бабамыз Жкее кейбір кітаптарын крсеткен екен. Бл тс, рине, жасылыа жорыланы айтпаса да тсінікті.

Осы 1949 жылы июль айында, Жке Алматыа оуа кетті. Район орталыынан Семейге дейін пароход жретін, ал Семейден Алматыа поезбен кетуге болады.

Район орталыы бізді колхоздан ыры шаырым жерде болатын. Шыарып салуа кем екеуміз барды. Район орталыына жеттік, бір кшеге жеткенде, кем: «Чемоданыды ал, арбадан тс» – дегені. Жке тсті. Бір йге тотамай, парохода шыарып салмай, тек ана «ош» деп, кеміз арбаны ауыла арай бірден брып жріп кеттік. Мен шыдай алмай жылап жіберген екенмін. Сйтіп, Жке Алматыа кете барды.

Бір айдан арты уаыт тті. Жкенен хабар жо. ке- шешеміз ысыла бастады. Бір кні: «Жив здоров, поступил в КазГУ» – деп жазылан телеграмма келді. Мре-сре болды та алды. Енді Жкені жаа мірі, студенттік мірі басталып кетті.

КАРТИНКИ ИЗ ЖИЗНИ СТАРШЕГО БРАТА

Мейрхан АБДИЛЬДИН

Я помню своего старшего брата Жаке с четырех лет. Это – где-то 1942-й год. Разница между нами – 5 лет. Помню также мальчика Ерсайына лет семи и бабушку – мать отца. А вот облик своей родной матери тех времен не помню. Отец же был на фронте. Жили мы на каком-то острове, образованном рекой Иртышем, и ее протокой. Вокруг – высокий, густой лес. Наша землянка была сложена из дерна, и на ее крышу можно было добраться без видимых усилий, без лестницы, даже такому маленькому мальчику, как я. Для света в землянке было оставлено одно окно, точнее проем без стекла. Поэтому наше жилье прозвали «дом-циклоп». Кругом было дико, первозданно. Процветали без всякого преувеличения мы – три мальчика. Нет никакой опеки, свобода, делай, что хочешь. Ощущение такое, какое бывает, наверное, у мальчи- ков индейцев.

Трудно было только с питанием. Я не помню, чтобы кто-то в доме звал нас кушать. Понятия завтрак, обед и ужин для нас были незнакомы. Тут нас спасал Жаке – герой моего детства. Он вставал ранним рассветом и собирался на рыбалку. Вставали и мы с Ерсайыном. Хоть мне и было всего четыре года, но я четко понимал, что мне никак нельзя отстать от брата, ибо в противном случае я был бы обречен на голод на целый день. Бежим на утренний клев. Жаке вдруг останавливается, кричит на меня, что-бы я оставался дома, не мешал им идти быстро. Ревя, я упрямо бегу за ними. Когда трава становится высокой, думая, что я заблужусь, гнев сменяется на милость, и Жаке разрешает мне идти с ними и сбавляет ход. Добираемся к протоке. Я счастлив. Старшие мальчики бросают свои самодельные удочки в воду. Я с заметным подхалимством, заискивая, копаю им дождевых червей. Как наловим первую партию рыбок, быстро чистим их, разводим костер, немножко посолим и начинаем есть. Эх, лучший в мире был завтрак! До сих пор не могу забыть. Где-то в обед купаемся в протоке. Старшие мальчики купаются самозабвенно. Я боюсь воды, сижу на корточках и жарюсь на солнце. Вдруг, брат хватает меня и бросает в неглубокое место протоки. Но там течение довольно быстрое, и оно сбивает меня с ног, перекатывает и уносит. Старшие мальчики, по-моему, злодеи, хохочут, очень довольны и в какое-то мгновенье меня, бедствующего, вылавливают и опу- скают опять на землю. Накупавшись, мы чистим оставшийся улов и приносим его бабушке. Она нам жарит эту рыбу на сковороде, добавляя немного сливочного масла, ибо у нее была одна корова – все наше богатство. Бедная, бедная моя бабушка! Она рыбу не кушает, полагая, что рыба – водяной червь. Откуда пошло в наших краях такое глупое поверье не знаю. Даже во время страшного голода в начале 30-х годов наши сородичи умирали от голода, как мухи, хотя Иртыш и ее протока были забиты рыбой. Одним словом – темнота. Мы же, три мальчика, почти беспризорные, представьте, кормили сами себя. Бывали дни, когда мы собирали черемуху, дикий лук, ставили петли на зайцев. Поздним летом собирали ежевику, осенью – боярку, в общем, рыскали по всему острову в поисках пищи.