Механические птицы не поют (СИ)

— Бен достал запечатанную фабричную бутылку. И джин у него был фабричный. У «Пташек» много денег, но не настолько, чтобы лить отраву во все партии алкоголя, надеясь, что ты наглотаешься и меня прирежешь!

— Потише нельзя?! — раздался снизу раздраженный голос.

— Как по-вашему «лек михь»? — спросила она Уолтера.

— «Простите, сэр», — подсказал он.

— Зануда. Возьмите что-нибудь в рот, да поглубже, вам полезно! — громко посоветовала она полу.

— Если он придет с тобой разбираться — мне придется устроить драку, — лениво отозвался Уолтер, слушая приглушенные ругательства снизу. Сосед ответил на вопрос Эльстер и добавил несколько слов от себя.

— Тоже мне, новость, — фыркнула она, узнав слово «шлюха». Уолтер поморщился, но просить так не шутить не стал.

— Дурацкий у вас все-таки язык, даже это слово на кайзерстатском лучше звучит.

— Язык как язык, — слабо улыбнулся он.

— Да ты только послушай, что вы со словами делаете! У тебя такое имя красивое, «Вальтер»! А вы чего из него сотворили?

Она честно старалась обращаться к нему на альбионский манер, но иногда все же получалось «Волтер».

— «Уолтер», вроде несложно.

— «У-о-о-олтер». «У-о-о-о»! Да так собаки воют, когда жрать хотят. Или любиться.

В ее глазах застыло искреннее возмущение издевательством над языком. Он несколько секунд ошеломленно смотрел на нее, а потом не выдержал и рассмеялся, зажав рот рукой, чтобы не потревожить Зои.

Эльстер все-таки села рядом и положила голову ему на колени. Несколько минут они просто слушали, как возится разбуженный постоялец, как он затихает, и наступает тишина.

— Звала бы Вальтером тогда, чего мучаешься, — наконец прошептал он.

— Да ладно уж, привыкла. Ладно, давай с Колыбели.

— Давай. Мы прибыли в Колыбель и мне сделали операцию. Я спал спокойно пару дней, но все время видел и слышал Джека.

— Я не знала…

Уолтер рассказал, как очнулся во время операции и про то, как левой рукой чувствует его прикосновения.

— Слушай, а помнишь ты про дневник рассказывал, про последние записи? Ты сказал, твой брат мужика какого-то застрелил, потому что он вроде как мертвых слышал.

— Мужик сидел в сумасшедшем доме и на нем психотропное оружие тестировали, — резонно заметил Уолтер.

— Но он сказал, что видел Кэт!

— Джеку по-хорошему тоже полагалось сидеть в сумасшедшем доме, — вздохнул он. — Мужик мог вообще молчать.

— Ладно, пусть его… В Колыбели я слышала голоса, когда нас на нижний этаж перевели. Тебе как раз стало получше. И тогда же ты опять начал кошмары видеть… Потом ты слышал голоса и видел кошмары в поезде, и голоса слышал Бен. Давай вспоминать, что мы делали такого.

— В Колыбели я едва ходил, пил воду, как советовали Бекка и патер Морн, и пытался подружиться с протезом. В поезде… в день, когда Бен слышал голоса… мы проснулись с похмельем, умылись, попили водички и я сел читать дневник. И в Колыбели я тоже его читал, но сомневаюсь, что он пропитан ядом.

— Ты сказал, что Зои вчера всю ночь слушала Бена. И сегодня опять…

— Она переживает, к тому же я спросил — ей не кошмары снятся.

— И мне приснилось… и тебе опять…

— Что-то мы упускаем.

Уолтер поднял глаза. Джек сидел на полу рядом с Зои и задумчиво водил ладонью над ее лицом. Словно почувствовав взгляд Уолтера, он поднял глаза и усмехнулся:

— Ну что же ты. Вспомни, кто твой брат и подумай, кто в истории оказывается настоящим злодеем.

— И кто же? — прошептал Уолтер.

Джек оскалился, и ему показалось, что его глаза по-кошачьи заблестели в темноте. Он протянул Уолтеру открытую ладонь, перечеркнутую тускло белеющим скальпелем.

Догадка ударила о ребра. Он, мешая альбионские ругательства с кайзерстатскими, достал заставленный ящиками с хламом саквояж. Поцарапавшись о гвоздь, он вытащил его, достал джезву, спички и флакон со снотворным. Не жалея, вылил все, что оставалось, и поднес к джезве спичку.

Пламя было обычным, рыжим и ровным. Уолтер молча сунул джезву Эльстер, достал из саквояжа нож и потянулся к ближайшему ящику.

— Тебе тоже в сумасшедший дом надо? — тоскливо спросила она.

— Да, но у меня серьезные претензии к альбионским лечебницам, — пробормотал он, откалывая от ящика длинную щепку. Поджег ее, наклонил джезву и поднес огонек к самой поверхности жидкости.

Несколько секунд ничего не происходило, а потом огонек медленно начал краснеть.

— Это моя кровь, разлитая по этим проклятым флаконам, моя и Кэтрин, оживает над подожженной жидкостью, — тоскливо отозвался Джек строчкой из дневника.

Уолтер открыл окно, выплеснул снотворное, ополоснул джезву в тазу с мутной водой для умывания, которую, кажется, оставили от прошлых постояльцев, и вылил в джезву тоник.

Вторая щепка послушно загорелась алым огоньком.

— Ах ты паскудный выродок, чтоб тебя твоими скальпелями… — ошеломленно прошептал он. Лицо доктора Харриса послушно возникло в памяти, вялое, уставшее, со слезящимися глазами за тяжелыми очками с толстыми стеклами.

— Что это? — спросила Эльстер, встревоженно заглядывая ему в глаза.

— «Грай», — процедил он. — Джек писал, что он месяцами сохраняет свойства и не вступает в реакции с большинством веществ, поэтому его можно добавлять даже в лекарства.