— Я был достаточно взрослым, чтобы понять, почему моя мать воет от горя с утра пораньше. Она была у Эллы, а Элла лежала в постели мертвая. Родители не хотели меня пускать, но я увидел достаточно. Она распухла и позеленела, почти до черноты, будто сгнила изнутри. И больше не была похожа на мою сестру. И даже на человека не похожа. Я знал, что случилось, а они нет. «Все, кто любят тебя, умрут. А начну я с нее». Проклятие работало! И тогда я понял, что должен покинуть их — всю свою семью, — пока с ними не случилось что-то ужасное. Той же ночью я ушел, отправившись пешком в Лондон.
Магнус открыл рот, потом закрыл — впервые он совершенно не знал, что сказать.
— Надеюсь, теперь ты понимаешь, что мое проклятие и вовсе не чепуха. Я видел, как оно работает. С того самого дня я делаю все возможное, чтобы история с Эллой не повторилась. Представляешь, чего мне это стоит? — Уилл запустил пальцы в волосы, и длинные черные пряди закрыли его лицо. — Отталкиваю всякого, кто мог бы полюбить меня. Заставляю ненавидеть себя. Я сбежал от семьи, надеясь, что меня забудут. Каждый день приходится быть жестоким с теми, кто стал моей семьей, чтобы они не слишком ко мне привязывались.
— Тесса… — Магнус вдруг вспомнил одну серьезную сероглазую барышню, что смотрела на Уилла как на новое солнце, озарившее горизонт. — Думаешь, она не любит тебя?
— Уверен. Я вел себя достаточно мерзко. — В голосе Уилла смешались безотрадность, горе и ненависть к самому себе. — Понимаешь, она едва не погибла, по крайней мере, мне так показалось, и я раскрылся… Дал ей увидеть, что я чувствую. Наверно, она бы ответила мне, но я растоптал ее чувства. О, я был мерзок! Представляю, как она теперь меня ненавидит.
— А Джем… — с ужасом продолжил Магнус, хотя уже знал ответ.
— Джем все равно умирает, — сдавленным голосом прошептал Уилл. — Джем — то немногое, что я могу себе позволить. Я сказал себе, если он умрет, то я не виноват. Он все равно умирает, и ему очень больно. Элла умерла быстро. Может, благодаря мне его смерть будет легкой…
Он горестно посмотрел на чародея, и Магнус ответил ему осуждающим взглядом.
Уилл прошептал:
— Не могу же я быть совсем один! Джем — все, что у меня есть.
— Ты должен был сказать ему! Даже зная об опасности, он все равно бы стал твоим побратимом.
— Ему пришлось бы с этим жить! Никому бы он не рассказал, но Джем страдал бы за меня, видя, как я причиняю боль другим! Скажи я Шарлотте, Генри и остальным, что мое отвратительное поведение — просто маска, они бы меня жалели! Думаешь, приятно говорить им всем гадости, бродить по улицам, делая вид, что пьянствуешь в кабаках и шляешься по борделям?! Да я терпеть этого не могу!
— И все эти годы ты не говорил о проклятии никому? Только мне?
— Я не мог. Ведь если бы они узнали правду, то относились бы ко мне иначе! Сначала жалость, потом привязанность, а потом…
— А за меня ты не боишься? — поднял брови Магнус.
— Что ты меня
— И умрут, — закончил Магнус.
Шарлотта расцепила пальцы и медленно подняла голову.
— И вы понятия не имеете, куда он отправился? — спросила она в третий раз. — Уилл просто взял и исчез?..
— Шарлотта, — мягко произнес Джем. Они сидели все в той же гостиной, стены которой украшали обои с цветами и гроздями винограда. Софи стояла у камина, перемешивая угли кочергой, чтобы они как следует прогорели. Генри сидел за столом, перебирая медные инструменты, Джессамина расположилась на оттоманке, а Шарлотта — в кресле возле огня. Тесса и Джем немного чопорно восседали на диване бок о бок, и девушке казалось, будто они в гостях. Она наелась бутербродов, которые на скорую руку сготовила Бриджет, и напилась чаю, ей стало тепло и хорошо. — В этом нет ничего из ряда вон выходящего. Кто знает, где Уилл бродит по ночам?
— Это совсем другое дело! Он видел свою семью, по крайней мере сестру. Ах, бедный Уилл! — Голос Шарлотты дрогнул от волнения. — А я-то думала, что он наконец начал их забывать…
— Нельзя забыть своих родных! — отрезала Джессамина. Она сидела на оттоманке с набором акварельных красок и кисточек, поскольку решила заняться каким-нибудь более подобающим юным леди делом и взялась рисовать, вырезать силуэты, собирать гербарий и играть на клавикордах. Уилл, будучи особенно не в духе, как-то заявил, что ее пение навевает на него тоску и мысли о церкви.
— Конечно нельзя! — поспешно согласилась Шарлотта. — Но, может, если не вспоминать о них каждый день, будет не так тяжело.
— Можно подумать, тогда Уилл стал бы просто душкой! — ответила Джессамина. — Навряд ли ему настолько важна семья, ведь он сбежал от них!
— Да как ты смеешь утверждать такое?! — задохнулась от возмущения Тесса. — Ведь никто не знает, почему он ушел из дому. Если б ты видела его в поместье Рэвенскар!..