Механический принц

— И это дает нам отправную точку. Йоркский Институт, — сказал Генри, отрываясь от тарелки. — Им управляет Старкуэзер, не так ли? У них будет полный текст письма, документы…

— И Алоизиусу Старкуэзеру восемьдесят девять, — сказала Шарлотта. — Он был молодым человеком, когда Шейды были убиты. Он может помнить что-то из того, что произошло.

Она вздохнула.

— Я бы лучше отправил ему послание.

— О, дорогой. Это может быть неудобно.

— Почему это, любимая? — спросил Генри в своей мягкой рассеянной манере.

— Когда-то он и мой отец были друзьями, но затем они поссорились, какие-то ужасные вещи, совсем давным-давно, но они никогда не заговаривал об этом вновь.

— Что это за поэма опять? — Уилл, который крутил пустую чашку в пальцах, выпрямился и продекламировал: — Словами презренья обменялись зло, И оскорбленья выжгли в их душах любовь…

— О, ради всего святого, Уилл, замолчи, — сказала Шарлотта, вставая. — Я должна идти и написать письмо Алоизиусу Старкуэзеру, которое будет источать раскаяние и мольбу. Мне не нужно, чтобы ты отвлекал меня.

И, подобрав юбки, она поторопилась выйти из комнаты.

— Неуважение искусства, — пробормотал Уилл, ставя чашку на место.

Он поднял глаза, и Тесса поняла, что она все это время смотрела на него. Она, конечно же, знала эту поэму. Это был Кольридж, одно из ее любимых произведений. Там было больше об этом, а также, о любви, смерти и безумии, но она не могла вспомнить строки на память; не сейчас, когда Уилл своими голубыми глазами смотрел в ее глаза.

— И, конечно же, Шарлотта не съела и кусочка обеда, — сказал Генри, вставая. — Пойду посмотрю, не сможет ли Бриджет отнести ей тарелку холодного цыпленка. Что же касается остальных… — он остановился на мгновение, как будто он собирался отдать им приказ отправиться в кровать, возможно, или вернуться в библиотеку, чтобы провести больше исследований. Спустя мгновение по его лицу пробежало смущение. — Черт возьми, я не могу вспомнить, что я собирался сказать, — объявил он и исчез на кухне.

Когда Генри ушел, Уилл и Джем погрузились в серьезное обсуждение репараций, нечисти, соглашений, пактов и законов, которое заставило голову Тессы кружиться. Не привлекая всеобщего внимания, она поднялась и вышла из-за стола, направляясь в библиотеку.

Несмотря на ее огромные размеры, и тот факт, что едва ли все книги, которые выстроились в ряд у ее стен, были на английском, это была ее любимая комната в Институте. Было что-то такое в запахе книг, в аромате чернил, бумаги и кожи, в том, какая пыль в библиотеке, казалось, она даже вела себя отлично от пыли в любой другой комнате, она была золотой в свете ведьминых свечей, оседая, как пыльца на полированные поверхности длинных столов.

Кот Чёрч спал высокой книжной стойке, его хвост был свернут кругом над его головой; Тесса освободила ему обширное спальное место, когда она двигала в сторону небольшую секцию поэзии вдоль нижней правой стены. Чёрч обожал Джема, но, как было известно, кусал других, часто почти без предупреждения. Она нашла книгу, которую она искала и встала на колени рядом с книжным шкафом, перелистывая страницы, пока не нашла нужную, сцена, где старик в «Кристабель» понимает, что девушка, стоящая перед ним, дочь его некогда лучшего друга, а теперь самого ненавистного врага, человека, которого он не сможет забыть никогда.

Увы! Они в юности были друзья,

Но людской язык ядовит, как змея;

Лишь в небе верность суждена;

И юность напрасна, и жизнь мрачна;

И нами любимый бывает презрен;

И много на свете темных тайн.

Словами презренья обменялись зло,

И оскорбленья выжгли в их душах любовь,

И они разошлись, чтобы не встретиться вновь.

Голос, который говорил над ее головой таким легкомысленным и так растягивал слова, что был моментально узнаваемым.

— Проверяешь мою цитату на правильность? — Книга выскользнула из рук Тессы и упала на пол. Она поднялась на ноги и, замерев, наблюдала, как Уилл наклонился, чтобы поднять ее и протянул ей с величайшей учтивостью. — Я уверяю тебя, — сказала он, — у меня прекрасная память.

Как и моя, подумала она. Это был первый раз в течение нескольких недель, когда она осталась с ним наедине. С той ужасной сцены на крыше, когда он сообщил, что думает, что она немногим лучше, чем проститутка и бесплодная к тому же. Они никогда снова не напоминали этот момент друг другу. Они продолжали, как будто все нормально, быть вежливыми друг с другом в компании, но никогда наедине. Почему-то, когда они были с другими людьми, она могла выкинуть это из своей головы, забыть это.