Механическое пианино

Пол заметил, что шагает рядом с приятным молодым человеком, с которым он познакомился на ленче, – с доктором Эдмундом Гаррисоном с Заводов Итака. Шеферд и Беррингер оказались за его спиной, они насмерть замучили Кронера своими комплиментами.

– Ну а как вам все это понравилось, Эд? – спросил Пол.

Гаррисон испытующе посмотрел на него, попытался было улыбнуться, но, по-видимому, счел это неуместным.

– Очень хорошо сделано, – осторожно сказал он. – Очень профессионально.

– Боже ж ты мой, – говорил сзади Беррингер. – Боже мой, что за пьеса. Понимаешь, с одной стороны, это будто бы и развлечение, а с другой – как много она дает. Боже мой! А уж если развлечение совмещается со знаниями, это и есть, понимаешь, искусство. И Боже ты мой, поставить все это тоже стоило денег, и каких! Готов голову прозакладывать.

Эд Гаррисон из Итаки приостановился и поднял каменный осколок, лежавший на краю тропинки.

– Не сойти мне с этого места, – сказал он, – да ведь это же наконечник стрелы!

– И притом отлично сохранившийся, – сказал Пол, любуясь древней вещицей.

– Значит, на этом острове и в самом деле были когда-то индейцы, – сказал Гаррисон.

– Нет, вы только полюбуйтесь, ради всего святого, на этого ублюдка, – вмешался Беррингер. – Послушай-ка, ты что – ослеп, оглох и онемел, что ли? Неужто ты так и не понял всего, что тебе пытались втолковать за эти полчаса?

XXII

Встреча доктора Пола Протеуса, Энтони Кронера, Лу Макклири, заместителя начальника управления безопасности страны в области промышленности, и Фрэнсиса Элдгрина Гелхорна, директора Национальной Промышленности, Торговли, Средств Связи, Продовольственных товаров и Ресурсов Страны, должна была состояться на Лужке в так называемом Доме заседаний Совета. Дом заседаний Совета, выстроенный из бревен, стоял вдалеке от остальных и использовался в старые, менее цивилизованные дни в качестве вытрезвителя. После войны пьянство на Лужке совершалось более осторожно – более зрело, как выразился бы Кронер, – поэтому вытрезвитель бездействовал и в конце концов был преобразован в место встречи высокого начальства.

Все, за исключением доктора Гелхорна, сидели сейчас вокруг стола, задумчиво глядя на кресло, которое в любую минуту мог занять Гелхорн. В таких случаях подобало соблюдать молчание. Выпивка, завязывание новых знакомств и завивание горя веревочкой в салуне по другую сторону острова шло довольно шумно. Здесь же, в Доме заседаний Совета, было не место для шумного веселья, здесь царили присущий летним сельским резиденциям запах плесени и подгнившего дерева и мрачная уверенность каждого из троих присутствующих, что они-то и являются хозяевами мира.

Выкрики и пение, которые через зеленые насаждения доносились из салуна, как заметил Пол, были довольно писклявыми. В них не было той неподражаемой хрипоты по-настоящему пьяных голосов. Невозможно было представить себе хотя бы одного человека в салуне, который не держал бы в руке стакана, однако непохоже было и на то, чтобы многие из них осмелились более чем два раза наполнить этот стакан. Теперь на Лужке уже не пьют так, как в старые добрые деньки, когда Финнерти, Шеферд и Пол вступили в организацию. Тогда они в самом деле приезжали на Лужок, чтобы отдохнуть и встряхнуться после невыносимо трудной работы в военной промышленности. Теперь же вся штука заключалась в том, чтобы, оставаясь трезвым, прикидываться пьяным и нарушать только определенные запреты и ограничения.

Пол понимал, что здесь обязательно окажется пара человек, которые не поймут происходящего и которые честно попытаются напиться до того состояния, до которого, как они решат про себя, уже дошли «любой и каждый». Они будут ужасно одиноки и потеряны, когда закончится вечер. Будет здесь еще пара пьяниц, привыкших пить в одиночестве, которым все равно нечего терять, людей, которые тем или иным образом впали в немилость и которые знают, что сейчас они получили последнее приглашение. Выпивка здесь дармовая, а все остальное пусть катится ко всем чертям.

На крыльце Дома заседаний Совета послышался чей-то голос. Доктор Гелхорн был по другую сторону двери и произносил последние слова для внешнего мира.

– Вы поглядите только на этих юнцов, – услышал Пол слова Старика, – и попробуйте сказать мне, что на небе нет Бога.