Кроме Оксимирона на сцену поднимались только Иллюмейт и ЛСП — ночь завершилась быстро. По окончании своего шоу Мирон вышел объясниться со зрителями. Его слушали молча, проглатывая каждое обращённое к людям слово, потому что говорил Оксимирон о вещах, как никогда важных для каждого из стоящих перед ним.
— Мы не знаем, что случилось с этим миром, — сказал он. — Однако у нас есть то, что поможет нам докопаться до правды. Я хочу сказать, чтобы вы верили в нас, поддерживали нас и помогли восстановить нам этот город. Или хотя бы не уничтожили его до основания. — Среди толпы раздались смешки. — Сейчас за стенами находятся люди, которые привели вас сюда, они ищут других выживших. Что будем делать, когда соберёмся вместе? — отвечая на чей-то вопрос, Мирон усмехнулся. — Что делать. Мир новый строить будем. Что ещё нам остаётся?
Его слова внушали людям надежду. Но среди зрителей нашлись двое, для кого они не возымели никакого значения.
Мэд не сводил взгляда с подвески на шее Оксимирона. Она не просто казалась ему чем-то смутно знакомым. Чем дольше он смотрел на неё, тем больше убеждался: он знает её. Знает, для чего она предназначена.
========== 6. Рассвет ==========
СЛАВА КПСС & ЧЕЙНИ - #SLOVOSPB [видео]
Люди расходились, зевая. Пережитое ими отняло последнюю энергию, и без прочего оставшуюся у немногих. В городе вновь открылись все ворота, дающие возможность попасть в подземку каждому. Близился рассвет.
Двести шестьдесят тысяч человек — такой была максимально приближенная цифра. В городе не осталось места, способного вместить всех. Поэтому огни должны зажигаться в Питере каждую ночь. Каждый должен знать, что его существование не бессмысленно и не бесполезно. Что он не один и что он никогда не останется один.
Глядя на рассеивающуюся толпу, где каждый бросил прощальный взгляд на сцену, Мирон погряз в размышлениях. О чём он думал, пытались понять многие. Люди за его спиной разбирали сцену, заносили в ближайшие дома оборудование, снимали с балконов световые пушки. Те, кто обычно выступал на сцене, не брезговали подобного рода работой.
— Было мощно. — Олег ЛСП подошёл к Мирону, когда тот спрыгнул со сцены. — Но ты мог сильнее. Что не так?
— Я не мог сильнее, — отрезал Мирон, попросив воды. — Не сегодня.
— О чём ты задумался в конце? Сегодня не прозвучало «Где нас нет», вот что странно. Многие ждали.
— Внести каплю материального в этот мир иллюзий — вот в чём «1703» хорош. Но он не сможет делать это вечно. Как и я. — Холодное небо покачнулось голубой рябью и светлая полоса размыла темноту над Петербургом. — «1703» предполагает, что ответственность за будущее этого мира ложится на меня. Это круто, конечно, но не в сложившихся обстоятельствах.
— Ты думал об этом во время выступления? — Олег покрутил пальцем у виска. — Не лучше ли сосредоточиться на том, что происходит сейчас?
— Я думаю об этом всегда. — С твёрдой категоричностью в голосе заявил Оксимирон.
Оставив остальных, он направился к Воротам, где в отдалении на пустой детской площадке с врытыми в землю шинами и деревянными лавочками с краю с бутылкой пива в руках сидел Хованский.
Зевая и поглядывая по сторонам, он жалел, что проснулся слишком рано, что оделся слишком легко и что пришёл туда, куда в последнюю очередь сегодня следовало приходить. Ларин не вернётся ещё минимум две недели. С тех пор, как он принял решение покинуть Петербург, развлечений у Хованского поубавилось. А когда тот и вовсе перестал пересекать черту города, их количество едва в минус не ушло. Совсем не круто, если исчезают не только друзья, но и враги.
Юра лёг на спину на лавку и тихо затянул:
— Прости меня, Мирон, я понял, я не артист… — но песня не задалась.
Когда со стороны послышались шаги, он сразу же вскочил. Мирон бросил в его сторону свою подвеску и Хованский её поймал.
— Гэнгста всегда за работой, — он попытался усмехнуться, но вышло откровенно плохо.
— В другой ситуации в твоей работе не было бы надобности. Я не в восторге от того, что передаю тебе «1703».
— А что поделать, он кроме меня никого не слушает. Кроме меня и тебя, разумеется. То есть, — пораскинув мозгами, Хованский сделал несложное заключение, — если мы можем использовать ключ, который создаёт этому миру новые законы, мы как бы боги нового мира?
— Ты идиот, Юра, это не так работает, — нахмурился Мирон. — Продолжай ничего не делать и в случае опасности будь готов защищать Петербург.
— Я же гэнгста, хуле, — усмехнулся Хованский. — Вот только ты объясни, от чего защищать-то?
— Ты вообще, знаешь, кто такие гангстеры?
— Мирон, не придирайся к мелочам, мы из одной банды. — Хованский распахнул куртку, чтобы показать на своей футболке золотую эмблему «Oxxxy».