Механическое сердце Fatum (СИ)

Желанием докопаться до истины были движимы немногие. Люди принимали происходящее как данность. Конечно, ведь в их руках не находились ключи к новому миру — именно так своими обладателями были наречены маленькие подвески, с помощью которых можно было влиять на появившиеся в мире после катастрофы новые явления. Мир уже начал меняться. Но ключ к его изменению оказался разделён между людьми, друг с другом конфликтующими. Слава ненавидел мир такой, каким он был сейчас, и ещё больше ненавидел мир, который вот-вот стремился на месте существующего образоваться.

Это решение он принял едва ли не с самого начала. Как только на его глазах исчез Чейни. Как только он увидел в руках Мирона такую же подвеску. Как только Замай и Букер рассказали о том, что перестали чувствовать сожаление из-за утраты близких. Как только ублюдок Rickey F сболтнул, что не один Мирон может влиять на чужие чувства. Своим выбором Слава на камне высечет новую веху в истории этого мира. Если он единственный, кто хранит в себе воспоминания об утраченном и ненависть к складывающейся системе, значит, лишь он будет способен всё изменить.

На этих улицах людей не было ни днём, ни ночью. Слава жил здесь один. Ваня или Андрей иногда приходили, чтобы навестить его. Рассказывали, что происходит днём, что готовит грядущая ночь. Рассветы сменялись закатами, сон сменялся шумными концертами, вихрем поддельных чувств и фальшивых картинок-голограмм, которые с помощью подвесок, взывая к Fatum, мог вызвать едва ли не каждый.

Слава зашёл в свою квартиру, переоделся в чистую чёрную толстовку «Антихайп», взял рюкзак, заранее собранный и оставленный у стены, выходя, запер дверь и спустился через чёрный ход, у которого стояла конструкция, чем-то напоминающая мотоцикл.

— Не подведи, «SLOVO», — сказал Карелин. По мотоциклу пробежал ряд красных искр, двигатель завёлся и часть отсутствующих механизмов восполнилась пришедшей в движение голограммой.

Они все могли воздействовать на механизмы. Это был, должно быть, единственный факт, о котором открыто не говорилось — и именно поэтому в городе не было транспорта. Мотоцикл отозвался бормотанием мотора и сдвинулся с места, разрушая голограммы улиц, созданные однажды Славой. До сих пор никто не удосужился проверить, была ли эта часть города и часть стены за ней настоящей. Огромные дыры в реальности, заделанные голограммами, Карелин различал на раз-два. На мотоцикле он проскочил сквозь огромную щель в стене, вырвавшись наружу.

Здесь заканчивалось влияние Мирона. Здесь практически не было людей. Присыпанные снегом земли тянулись во все стороны, а прямая дорога вела вперёд, в Москву.

Ёбаный ты бомж, Rickey F. Если ты и в этот раз облажался, Слава тебе этого никогда не простит.

========== 7. Поднимайте белые флаги ==========

С тех пор, как Слава Карелин покинул Петербург, прошло два дня. И пока в самом городе было тихо, территорию за Ленинградской областью поглотил снежный буран. Вихрем сметая всё на своём пути, сильный ветер клонил к земле голые деревья, облепляя снежными комьями тонкие ветки. За сутки на земле вырос толстый слой снега, а видимость и вовсе сделалась нулевой.

Прорываясь через этот буран, два самолёта летели к югу Московской области. Приборы навигации едва справлялись с возложенной на них задачей. Не видя ничего перед собой, пилоты ориентировались на память и на сигнал на радарах.

В сотне метров к низу для них зажглись красные огни военной базы. Посадка далась пилотам с большим трудом. Едва не съехав с расчищенной от снега, но не от тонкой ледяной корки взлётно-посадочной полосы, самолёты въехали в ангар, остановились и открыли двери своих кабин для того, чтобы пилоты выбрались наружу. Тут же подбежали рабочие, которые принялись сбивать с крыльев ледяные наросты.

Расправив рукава своей неизменной чёрной куртки, Николай Соболев спросил, не произошло ли что-то за время его отсутствия. Кто-то кивнул в сторону выхода — там стоял Гурам, непривычно серьёзный для дня, знаменующего собой хоть и внеплановое, но всегда радостное возвращение разведки на базу.

— Не похоже, что погода быстро успокоится, — заговорил Соболев, подойдя к напарнику. — Мы вернулись раньше, чтобы переждать. Москву и область метёт знатно…

Гурам поднял на него встревоженный взгляд, перебивая:

— Ларин здесь, — коротко и ясно сообщил он.

— Такое чувство, что ты меня меньше, чем его, рад видеть, — упрекнул его Коля. Гурам недовольно повёл бровью, развернулся и ушёл. Соболев, вздохнув, отправился за ним.