Механика хаоса

Накануне я получил имейл от коллеги по НИПАИ, который сообщал, что в ходе раскопок в Бергеме (департамент Верхний Рейн) его команда обнаружила восемь полных скелетов и четыре левых руки. Несколькими годами раньше в том же Эльзасе при раскопках некрополя нашли еще семь левых рук. Мои собратья-археологи в замешательстве скребли бороды. Семь левых рук? «Для периода неолита подобное количество левых рук явно выходит за рамки нормы, что свидетельствует о высоком уровне насилия в этой области Эльзаса», – сказал один из них в интервью крупной газете.

Я в очередной раз порадовался, что перебрался в Ла-Марсу, подальше от остального мира, и вел, как это свойственно археологам, жизнь отшельника. С тех пор как начали происходить бурные политические события, этот провинциальный городок не привлекал к себе внимания. Поселившись в старом арабском доме, который я выбрал и обустроил по своему вкусу, я мог наслаждаться каждой минутой покоя. «Кстати, мне очень нравится моя спальня, – не далее как вчера призналась мне Рим. – Нравятся белые стены, высокие потолки, шторы, балкон и огромная ванная с зелено-голубой мозаикой. Я чувствую себя как дома – настолько, что забываю, где нахожусь».

Я налил себе вторую чашку горячего кофе и уселся на балконе, подставив плечи солнцу. Я ощущал себя неразрушимой радостной частицей мира – глупое чувство в моем возрасте, и я отдавал себе в этом отчет. Вдруг с улицы послышались крики. Я подошел к перилам балкона и увидел мальчишек, которые сгрудились у стены моего дома с баллончиками краски в руках. Я побежал вниз по лестнице. При виде меня они прыснули прочь, как стайка воробьев.

Я обернулся к фасаду и вздрогнул. Это было какое-то дежавю. Мелкие паршивцы нарисовали красной краской семь огромных пенисов, а над ними – ятаган с изогнутым лезвием. Семь. Число, сохранившее свое символическое значение со времен неолита. Послание не нуждалось в расшифровке. Я подумал, что скоро будет много отрезанных пенисов и другого насилия.

Я не стал ни о чем говорить Рим, но она сама сказала, что проснулась от криков: «Они орали, что разрубят тебе кое-что на семь частей…» Она ушла в лицей. На улице было тихо, но покой ко мне так и не вернулся. Проводив ее до дверей, я снова включил компьютер и стал дальше читать статью в «Монд» о найденных в Эльзасе отрубленных руках. «Прямых доказательств каннибализма у нас нет, но мы имеем дело с систематическими, регулярно воспроизводимыми действиями, наводящими на мысли об употреблении в пищу трупов… Следы переломов, надрезок, соскобов и зубов свидетельствуют о том, что тела подвергали расчленению, перерезали связки и сухожилия, снимали с костей мясо, а кости перемалывали. Позвонки перерубали, чтобы было удобнее отделять мясо от ребер, как это делают мясники при разделке свиной туши. С черепов снимали скальп и извлекали мозг… Губчатых, то есть коротких, и мозговых костей, так же как костей позвоночника, в захоронениях обычно меньше, чем всех остальных, из чего можно сделать вывод, что им было найдено применение».

Хлопнула входная дверь. Рим? Так скоро? Ее одежда была разорвана, шея исцарапана, левое запястье кровоточило. Она сделала шаг вперед и упала на коврик возле двери. Мне стоило неимоверных трудов вытянуть из нее подробности того, что произошло. Она сидела, сжавшись в комок, и стонала, как раненое животное.

Метрах в пятистах от дома, на дороге, тянущейся вдоль побережья, на нее напали трое парней. Она их узнала: это были рыбаки из соседнего с «Тамариском» дома, с которыми мы всегда поддерживали самые теплые отношения. Они порвали на ней одежду и всю ее облапали, обозвав «французской подстилкой»: «Твоему французику отрежем яйца, а тебя утопим в море! Аллаху акбар!»

Ближе к полудню подростки, вне сомнения те же самые, вломились к нам во двор и подбросили пару дохлых кошек с перерезанным горлом. Они вели себя по-хозяйски, явно ничего не опасаясь. Три предупреждения за одно утро – я счел, что это многовато.