Это известие меня потрясло не меньше, чем кусок железа, рухнувший с неба. Я был уверен, что где-то рядом действует команда крепких парней, настоящих профессионалов, и в случае чего они помогут. Теперь выходило, что единственный парень — это я.
— Что дальше?
— Сначала нужно отсюда выбраться. И вернуть вот это, — она похлопала по сиденью. — А там посмотрим.
— Мы сделали все, что могли.
— Да, — согласилась она.
Продолжать маскироваться не имело смысла. Мы перенесли «ЗИЛ» в воскресенье прямо во дворе, окруженном жилыми домами, — пусть думают что хотят, пусть сходят с ума сколько угодно. Единственной предосторожностью, которую Ксения себе позволила, был выбор времени.
Воскресенье плавно переходило в понедельник, во всей округе горело лишь десять или пятнадцать окон. Неутомимые любовники, исступленные сочинители, злые гении, планирующие гибель этого мира, — кто мог не спать в четыре утра двадцать третьего сентября две тысячи первого года? Что мешало заснуть людям, живущим в счастливой стране?
Ксения достала носовой платок и принялась педантично вытирать руль, ручки дверей и прикуриватель.
— Брось, — сказал я лениво. — Похититель уже найден. Задержан, доставлен на Петровку и отпущен на все четыре стороны.
— Нетрудно догадаться, — буркнула она. — И кто же тебя отпустил?
— Сам хозяин, Куцапов.
— В понедельник прощает, а в среду пытается пристрелить.
Ксения осмотрела платок — он выглядел так, будто им подметали пол. Она без сожаления кинула его в помойку и вытащила из кармана дырокол.
— Подожди, — попросил я.
Я обошел дом и, найдя табличку, прочитал:
«Улица Д.Андреева». Федорыч не врал, именно здесь ее и найдут. Два литра бензина — столько нам понадобилось, чтобы вернуть время вспять. Мне неожиданно вспомнилась та нелепая реплика в ресторане. Я действительно ее уже слышал и автоматически повторил, вплоть до нелепого «вон». Я был там — оба раза, только в первой версии чуть-чуть опоздал. Ксения знала об этом, потому и взяла меня с собой. Что из этого следует? Трудно сказать. В ушах непрерывно шелестело, голова была пустой и невесомой, как воздушный шар. Потом. А сейчас просто завязать узелок на память. Который по счету?
— Ты где? — нетерпеливо позвала Ксения. Рядом с «ЗИЛом» уже поблескивала, преломляя лунный свет, поверхность дыры. — Быстрее!
Мы снова оказались в две тысячи шестом. На месте мусорных баков возникла неряшливая свалка, воняющая чем-то кислым. Автомобиль Куцапова исчез, остальные машины тоже пропали, и во дворе стало просторней.
— Интересно, сколько отсюда до Перова? Надо было перенестись где-нибудь поближе.
— Ничего, доберемся. Выйдем на трассу, поймаем такси… — заявила Ксения с издевкой, и мы рассмеялись. — Покури, а то заснешь по дороге.
Район мне был совершенно незнаком, и мы пошли наугад. Москва не лес, не заблудишься.
Каждая затяжка прибавляла бодрости. Вскоре извилины в моей голове проснулись и задышали, мозг наполнился свежим воздухом.
Шесть утра. Ни души. Ни звука. Ни одного светлого окна.
— Ты не перепутала время? Людям на работу пора.
В ответ она лишь пожала плечами.
Темень в небе постепенно расходилась. Глухую черноту разбавили грязно-серые тона, над крышами догорала последняя звезда. Под ногами хлюпала жирная грязь, даже на вид казавшаяся холодной. Пройдя через вереницу одинаково мертвых дворов, мы попали на широкую улицу. «Проспект Независимости» — значилось на доме.
— Я такого не помню, — обеспокоенно проговорил я. — Какая еще независимость? Кого от кого?
— Мало ли у нас нелепых названий.
Никакого движения на проспекте не было, и это тоже настораживало.
— Вымерли все, что ли?
— Рано еще.
— В Москве никогда не бывает рано.
— Сама знаю. — В голосе Ксении прозвучала тревога, и от этого мне почему-то стало легче.
Мы продолжали брести, надеясь, что так или иначе выйдем к какому-нибудь метро. Наконец на улице появился первый прохожий — маленький сгорбленный старик, копавшийся в мусоре. Как только мы с ним поравнялись, он оторвался от урны и неожиданно схватил меня за рукав.
— Дай! — требовательно крикнул он.
— Тебе чего, дедушка? — спросил я, пытаясь отцепить его костлявые пальцы.
— Дай! — повторил тот.
— Он же голодный, — догадалась Ксения. — Я захватила денег. Тех, новых.
— Думаешь, мы ничего не исправили? И здесь все по-прежнему?
— Сейчас проверим. — Ксения достала из разных карманов по банкноте и вручила их старику. — Какая вам больше нравится?
Дед поднес обе бумажки к носу и несколько секунд их изучал. Потом откинул голову назад и произнес:
— Ха. Хх-ха.
— Вам плохо?
— Ххаха, хха-хха-ха, — хрипло зашелся старик. Это был смех, но какой-то скорбный, похожий на рыдание.
Связываться с больным не хотелось, и мы торопливо пошли дальше.
— Эй! — крикнул дед. Он сидел на урне, небрежно помахивая купюрами. — Вы опоздали! Да. Опоздали.
— Наши деньги не годятся?
— Ни те, ни другие.