Механикус Ползунов

В этот день долго заработался Ползунов около машины. Своих помощников он отпустил в обычное время и один прилаживал капризные фентили, которых было больше двух десятков в разных местах труб и от которых зависело правильное движение воды. При паянии всегда много получается дурного дыму, и Ползунов наглотался его так, что когда отрегулировал последний фентиль, вышел на воздух, его пошатывало.

Дорога была грязная, скользкая. Колени подгибались и дрожали. Голову обносило, а в горле надулась какая-то жила, сильно билась и мешала дышать. На косогоре, между пустыми огородами, Ползунов упал и долго лежал под дождем. Набежала стайка ребятишек, встали поодаль и смотрели на него. Ползунов хотел позвать их, но горло было перехвачено. Ребятишки дразнили его: Пьяный! Пьяный! — Потом стайка сорвалась и умчалась дальше.

Ползунова нашла его жена и с плачем увела домой.

* * *

Конец лета пастор Лаксман посвятил объезду своего прихода. Маргарита подсчитала по карте: если заехать в Колывань, в Змеев, в Верхний Сузун, в Ново-Павловск, в Ирбитский завод — во все пункты, где живут лютеране, шведы и немцы, то это в один конец составит 1535 верст. А ехать надо и в повозке, и верхом, и лодкой, а кое-где даже итти пешком.

— Вот случай познакомиться с Сибирью! — в восторге говорил пастор.

Пастор отправился путешествовать, но проездил недолго всего, полтора месяца. Может быть, он и дольше ездил бы, да повозка переполнилась, новые находки для коллекций некуда стало класть, и лошади с трудом тащили по грязи тяжелый возок. В проливной дождь вернулся Лаксман в Барнаул. Большой дом встретил его теплом и уютом. Пастор, сменив только башмаки, стал с торжеством показывать Маргарите свои трофеи. Тут был и удивительный паук, и корни ревеня, и ласточка, которая лепит гнезда на неприступных скалах, и земляная медведка, которую он тут же и окрестил по-латыни.

Самую главную находку пастор приберег к концу.

— Ехал я к Ирбе. Это в сторону Томска. Дорогой остановился в одной деревушке при реке Чулыме. Мне там топили баню. Смотрю, вместе с дровами кидают в печь какие-то черные камни. И они горят. Понимаешь, они горят! — Что это такое, спрашиваю, и где вы взяли? Крестьяне говорят: «Это земляное уголье, копаем его помаленьку из земли». — Так сведите, говорю, меня на то место, где вы его копаете. Они повели. Одна старуха повела меня. Знаешь, куда? — В свою избу! Открыла голбец, спустился я по ступенькам. Обыкновенное подполье, крынки стоят со сметаной, кадка с капустой, но стены не земляные, а из этого самого угля! Когда надо печь топить, старуха спустится с корзиной в голбец, наломает угля и вот — дров не надо! Это каменный уголь, Маргарита. Его по Чулыму безмерное количество, а идет он только на потребу крестьянам — печи топить, в кузницах… Говорят, в Англии уже давно металлурги не жгут древесного топлива для плавки руд в домнах, это законом запрещено, а употребляют только каменный уголь. В России до сих пор нет ни одной каменноугольной ломки, а все потому, что ленятся искать. Вокруг Колыванского завода, по хозяйству Демидова, лесу осталось мало, и завод сей должно будет уничтожить.

— Что же, сказали вы об этом уголье в Ирбитском заводе?

— Да я недоехал до Ирбы. Как нагрузил каменным углем повозку, кони плохо пошли, а обратный путь мне не через эту местность. Я и повернул. А в Колывани говорил бергмейстерам и уголь показывал.

— Ну и что?

— Да что. Один бергмейстер мне сказал: «Я вам подарю серебряный жбан в четверть ведра, только молчите». Все боятся хлопот, да поездок, да новшеств. Жбана я не взял, но говорить больше не захотелось.

Опять запрос

Под новый, 1776-й, год ударили трескучие морозы. Снег лежал, как сухое битое стекло. Воздух колол горло. Дома, занесенные буранами, превратились в сугробы, и барнаульцы отсиживались в них, как в берлогах. Лаксман сидел перед жарко топящейся печью.

Вдруг со скрипом оторвалась примерзшая дверь в сенях и кто-то постучал валенками у порога в прихожей.

— Господин Лаксман, я к вам, — сказал Черницын и просунул в дверь голову. Он мигал ледяными ресницами.

Маргарита встала из-за пялец и приветливо сказала Черницыну:

— Здравствуйте. Снимайте шубу. Согрейтесь.

— Мне некогда, — смутился Черницын, — я уж отсюда скажу. Господин Лаксман, уведите вы Ивана Иваныча. Он меня не слушается — работает на постройке.

— Ай, ай, как можно! — вскричала Маргарита, — в такой мороз!

— Два дня высидел дома, — продолжал Черницын, — кашляет, страшно слушать, а сегодня с утра опять работает.

— Надо пойти, образумить его, — воскликнул пастор, — сляжет ведь опять!

— Пожалуйста, господин Лаксман, — обрадовался Черницын, — вас он послушается. Ну, пусть обождет дня три. А то ведь сегодня, вы знаете, ртуть в термометре замерзла.

— Что-о? — закричал Лаксман, — Ртуть замерзла? Я бегу!

Через минуту пастор и Черницын вышли из дома. Черницын крупно зашагал по тропке.