Механизм пространства

— Вы заметили, что с «Клориндой» творится какая‑то чертовщина? Явление мегалозаура; матросы косятся на нас, как на исчадия ада. Что им мерещится — одному Богу известно. Вам почудилось, что я уничтожаю бумаги Галуа. Опоздай Казимир вмешаться — мы оба оказались бы за бортом. Я и сам наблюдал на палубе «призраков». Что примечательно, мне не удалось их рассеять при помощи поляризованного света. Хотя в Англии я проделывал это неоднократно! Вне сомнений, это дело рук фон Книгге. Хотя организовать нападение пиратов — проще и эффективнее…

— Типун вам на язык, друг мой! — недовольно буркнул Волмонтович. — Только пиратов нам и не хватало.

В каюте повисла нервная тишина.

Секунда, и ее разорвал донесшийся снаружи выстрел.

2

— Мы прокляты!

— За борт бесов!

— За борт!

— Святой Антоний! Я видел его!

— Да! И я!..

— Он велел мне истребить вражье семя…

— Назад, figli di putana![15]

Огюст молча радовался, что в багаже полковника обнаружился целый арсенал. Хоть на большую дорогу выходи! Сабля и пятизарядник работы Ивана Полина — для князя; двуствольный монстр и тесак — для Эрстеда; любимая наваха Шевалье обзавелась дружком — дорожным «миньоном», предназначенным для стрельбы в упор. А князь еще посетовал вслух: мол, часть смертоносных игрушек осталась в его каюте.

«Да куда ж еще?!» — изумился Огюст.

«Запомните, юноша, — напутственным тоном изрек князь, — оружия много не бывает. Надеюсь, вы проживете достаточно долго, чтобы убедиться в моей правоте».

Они выбрались на палубу, окунувшись в промозглую сырость. Влага пропитала воздух, оседая на металлических деталях рангоута, на одежде, в легких. Эрстед закашлялся, содрогаясь всем телом.

— Вот они!

— I bastardi di diavolo![16]

— Мадонна! Спаси и сохрани!..

— За борт их!

— Назад! Я убью каждого, кто посмеет!..

Джузеппе Гарибальди полностью разделял взгляды князя по поводу оружия. Абордажный клинок в правой руке, пистолет — в левой; два мушкета за плечами. Третий, разряженный, валялся на палубе у ног капитана.

— Синьоры, занимайте оборону, — Гарибальди был спокоен и деловит. — Я надеюсь их образумить. Если же дело дойдет до драки, я намерен защищать вас до последней капли крови. Эй, вы, трусливое отродье! Слышали?

Вся безудержная экспрессия сгинула. Лишь одинокая капелька пота ползла от виска по скуле, пока не скрылась в бороде. Этот Гарибальди слов на ветер не бросал. Застрелит — и глазом не моргнет.

Матросы попятились. Озлобленные, напуганные, бунтовщики медлили. Страх придал им решимости, но все понимали: грядет бойня. Никому не хотелось оказаться среди неудачников, даже выполняя приказ Святого Антония.

— Джузеппе, отдай их!

— Против тебя мы ничего не имеем…

— Ни зги не видно!

— Налетим на скалы!

— L’ammaliamento![17]

— За борт бесов!

«Клоринду» мглистым саваном окутывал туман. Он клубился, бурлил, как жижа в лабиринте «потомков»; в глубине проступали фигуры — уроженцы ночных кошмаров. Жабьи хари пускали слюни, бугрились щупальца, похожие на слоновьи хоботы, норовя увлечь судно в пучину. Смутно, на пределе видимости, сквозь кокон маячило рыжее пятно — солнце недавно взошло.

Но его лучи тщетно боролись с наваждением.

Тайное чутье подсказывало Огюсту: туман накрыл только «Клоринду». Сядь в шлюпку, отплыви на четверть кабельтова от шхуны — и попадешь в ясное утро.

— Все сказали? — Гарибальди дождался, пока ропот утихнет. — А теперь слушайте меня, вашего капитана. Я обещал доставить пассажиров в Ниццу, и я это сделаю! Какие бесы? Поповских сказок наслушались?! Эти достойные синьоры — такие же люди, как и вы. Вот вам мое последнее слово: вы складываете оружие и расходитесь по местам. А я забываю о вашем бунте. Или кто‑то хочет на рею? А? Не слышу!

— Эдак мы приплывем к сатане в зубы, — хмурясь, буркнул рябой моряк с серьгой в ухе. Это он заменял оставшегося в Париже боцмана. — Мы не хотим ссоры, капитан. Дайте им шлюпку…

— Верно!

— Пусть катятся!

— Святой Антоний! Мне являлся Святой Антоний! Перед рассветом!

Из толпы вывернулся молоденький юнга. Он тараторил, брызжа слюной, глотая слова и отчаянно жестикулируя. По словам парня выходило, что почтенный святой грозил ему огнем геенны. Не стесняясь в выражениях, Антоний требовал избавить «Клоринду» от «выблядков Сатаны». Предложенные святым методы избавления отличались разнообразием и редким отвращением к гуманизму.

— …а иначе мы погубим наши бессмертные души!

Команда с одобрением зашумела.

— Молодец, Паоло!

— За борт бесов! — кто‑то долбил в одну точку, как дятел.

— В шлюпку их!

— А нет — сами в шлюпки сядем. И — arrivederci![18]

— Плывите к чертям в ад!

— Вот и черти! На вантах!

— Mamma mia…

Из тумана соткалась дюжина бесенят отвратительного вида. Они носились по снастям, корча гнусные рожи, плюясь и делая непристойные жесты. Натешившись, бесенята ускакали во мглу.

— Позвольте мне? — Эрстед наклонился к уху капитана.

— Как хотите, синьор. Лично я бы не советовал.

— И все же попробую, — полковник вышел вперед. — Господа, я знаю, вы считаете нас пособниками дьявола. Словами вас не переубедить. Не буду и пытаться. Вы уверены, что «Клоринда» проклята?

— Да!