Механизм пространства

* * *

Дюма сдержал обещание: Огюст Шевалье держал в руках фрагмент очерка о жизни отставного алюмбрада фон Книгге. Чувствовалось, что мэтр-кулинар славно порылся на чердаке, в залежах черновиков. Но что заставило Дюма прервать текст на полуслове?

Буквы вились роем черных снежинок, заманивая в чернильный омут.

— Что‑то случилось? — спросил Волмонтович.

— Нет. Все в порядке. Просто у меня скверное предчувствие.

— Опасность?

— Пожалуй, да.

— Кому она грозит?

— Не знаю. Увы.

— Едемте!

Вскакивая в седло, Огюст даже не подумал спросить: «Куда?»

4

— Дурные вести, господа.

Полковник Эрстед помахал в воздухе распечатанным письмом. Он был сильно пьян. Огюст впервые видел Эрстеда таким: возбужденным, раскрасневшимся, говорящим громче обычного. Даже на палубе «Клоринды», стоя лицом к лицу с мятежниками, он сохранял спокойствие. Старик даль Негро ждал в кресле, не выказывая осуждения. Наверное, уже ознакомился с дурными вестями — и понимал, что вино успокаивает нервы.

— Николя Карно болен. Проклятье! Мне нельзя было покидать Париж…

— Холера? — спросил Волмонтович, заранее зная ответ.

И промахнулся.

— Нет. Скарлатина.

— Я же говорил вам, Андерс, — князь дернул уголком рта, что у другого человека означало бы гомерический хохот, — это очень сложный обряд. Чихни кладбищенский сторож невпопад — и вместо холеры мы получаем скарлатину. Пан Эминент — znany lekarz![26] Его диагноз дает пациенту широкие возможности выбора…

Огюст вздохнул с облегчением.

— В таком случае, господа, — сказал он, — я ухожу писать некролог.

— Типун вам на язык! — возмутился даль Негро. — Синьор Карно еще жив!

— Разумеется, жив. От скарлатины не умирают. Я иду писать некролог Эваристу Галуа. Я должен отослать его в «Ревю Ансиклопедик». Сейчас август, значит, следует поторопиться.

— Почему?

— Потому что этот некролог должен быть напечатан в сентябре.

Будь взгляды собравшихся линзой, Шевалье бы вспыхнул. Жизнь станет скверной штукой, подумал он, если на меня будут часто так смотреть. Но, похоже, надо привыкать.

Апофеоз [27]

По реке шел ботик с гребными колесами.

Река противилась насилию. Заключена в гранит, перекрыта мостами, вода бурлила под лопастями, возражая. Ничего не помогало. Наглец-бот упрямо двигался против течения, борясь со встречным ветром. Команду составляли четырнадцать человек; еще двое глядели на них с набережной.

Немцы Мориц Герман Якоби и Генрих Эмиль Ленц; с недавних пор — Борис Семенович Якоби и Эмилий Христианович Ленц, российские подданные.

Сентябрь — скверное время в Санкт-Петербурге. Царство свинца — в небе, в струях дождя, в речных волнах. Наблюдатели ежились, кутались в шарфы, плотней натягивали шляпы. Они не знали, что рядом с ними незримо присутствует третий — француз Огюст Шевалье, случайно прорвавшийся в Северную Пальмиру, жертва буйства снежинок.

— Испытания двигателя можно считать удачными, — сказал профессор Якоби. — Три часа плавания по Неве — вполне достаточно. Наш электробот показал себя молодцом. Недаром Фарадей сказал, что движение — в самой природе электричества! Это победа, Эмилий Христианович, это истинная виктория науки…

— Вы правы, — согласился академик Ленц.

Он тоже принимал участие в разработке «магнитного аппарата».

— Я бы сказал, что мы присутствуем при рождении Механизма Пространства, — обычно сдержанный, Якоби сегодня был вне себя от возбуждения. Массивное, слегка брюзгливое лицо покраснело, глаза блестели, как у подвыпившего гуляки. — 1839 год навсегда войдет в историю как год рождения самобеглых экипажей и морских электроходов. Пойдемте, Эмилий Христианович, я угощу вас шампанским!

— Надеюсь, вы правы, — Ленц, по природе более скептичный, не спешил уходить от Невы. Он поминутно вытирал платком стекла очков. — И все-таки мы стоим в начале дороги. Наши батареи слишком быстро выходят из строя. Цинковый электрод разрушается, сгорает…

— Как уголь в топке!

— Да, как уголь в топке паровой машины. Борис Семенович, не забывайте: уголь дешев, а цинк — нет. Работа нашего двигателя обходится в десять раз дороже, чем работа парового котла. Государь император поддержал вашу идею…

Ленц вздохнул. Он до сих пор завидовал коллеге, которому сразу по приезду в Санкт-Петербург повысили оклад до двенадцати тысяч рублей в год, и стеснялся своей зависти. В сущности, не злой, всегда готовый прийти на помощь, Ленц вечно нуждался в деньгах.

— Но Комиссия по приложению электромагнетизма… Нас не поймут, если мы предложим столь дорогостоящий вариант. Надо думать…

Академику не хотелось вспоминать вчерашнюю беседу с министром Уваровым. Министр показал ему копию письма, отправленного Якоби в Берлин, младшему брату Карлу. Оригинал благополучно ушел по адресу, но люди Дубельта, начальника Штаба корпуса жандармов, летом назначенного еще и на должность управляющего III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии, не брезговали хранить в архивах чужую корреспонденцию.

Надзор за проживающими в России иностранцами вменялся им в обязанность.